Сергей Шведов - Война Войной, А Деткам -- Кашу
Техническое масло ярко полыхнуло на сковородке огненным столпом, на некоторое время ослепив генерала. Когда глаза снова привыкли к темноте, прапорщик исчез, как будто его и не бывало.
* * *
Из тростников вышла огромадина с широкой зубастой пастью и на двух ногах. Сзади болтался хвост. У генерала Петьки перестало колотиться сердце, когда он различил в отблесках костра высоченного здоровяка в ошмотьях лагерного бушлата. В двух руках тот держал корзину с трепещущей мелкой рыбой. К плечам его был привязан за жабры сом. Голова рыбины торчала выше макушки человека, а матляющийся маятником хвост доставал до воды.
-- Прими корзину, а то руки скоро отвалятся.
Генерал перехватил корзину и поставил её подальше от воды.
-- Давай отвяжу сома!
-- Не, ты сомов не знаешь. Сначала я лягу на сухое место, потом ты ему башку отчекрыжишь. Смотри, и мне заодно шею не перережь.
Когда обезглавленное тело рыбины перестало выгибаться кольцом, рыбак спросил:
-- За что прапор шлёпнул Ладьку?
-- Как ты в темноте различил звёздочки?
-- Я железнодорожник, машинист поездов дальнего следования. Я и не то могу различить... Павло! -- протянул рыбак свою провонявшуюся рыбной слизью лапищу, даже не обтёр её о себя.
-- Петька! -- без брезгливости протянул свою небольшую руку навстречу бывший генерал.
-- Я ясно видел, как прапор из "макарова" выстрелил в гуцулёнка.
-- Он говорил, что из лемков.
-- Это одно и то же. Про какое такое сокровище Ладька прапору кричал?
-- Не было никакого прапора, -- сказал генерал.
-- А что это было?
-- Наваждение.
-- Так кто с вами был?
-- Искуситель.
-- Ты его видел?
-- Видел.
-- И я его видел. Разве наваждение у двоих случается?
-- Бывают даже коллективные галлюцинации у целой толпы.
-- Ты психолог или гипнотизёр?
-- Да как тебе сказать...
-- Тогда лучше не говори... Темнишь ты, парень, но тебе почему-то хочется верить. У тебя лицо доверчивое, доверительное... тьфу-ты... вызывающее доверие. Так что с Ладькой?
-- Споткнулся об эту корягу. Упал в воду и захлебнулся.
-- Почему ты не кинулся на помощь?
-- Не успел. Вишь, какое течение тут бурное!
-- А выстрел?
-- То масло хлопнуло, когда вспыхнуло на сковородке.
-- Ладно, поверю. У тебя лицо доверчивое, доверительное, располагающее к доверию... Ну, не знаю, как точно выразится. У тебя, Петька, оружие есть?
-- Пистолет.
-- Забирай Ладькин автомат. Я менонит. Вера такая. Нам нельзя из оружия людей убивать. Запрещено даже к нему прикасаться... Я тоже из лагерников. Ты из блатарей, фраеров или просто мужик на зоне, а сел за растрату? -- разглядел его промасленную чёрную робу Павло.
-- Вынужденное убийство.
-- Ну, вы все эти песни поёте. Так куда прапор делся? Островок-то совсем махонький. Он не вернется?
-- Сквозь землю провалился, как ему и положено... Сома, Павло, порежем на засолку, у меня пустой мешок и пачка соли в сидоре. Рыбёшку чистить и жарить не будем. Времени нет. У меня есть банка сгущёнки и сухари. Наскоро перекусим с кипяточком и отплывём на твоём плоту.
-- Куда?
-- На группу островов в северо-западном направлении. Сначала на ближайший, чтоб успеть до рассвета.
-- И на кой такая спешка?
-- Потом объясню, а пока просто поверь на слово.
-- Ладно, поверю.
Павло был мужик необъятных размеров. Захотел бы, как муху раздавил недорослого Петра. Его прямо поставленные глаза, толстый прямой нос и огромный подбородок выдавали в нём нерусского. Лицо, как с древнего плаката, изображающего бесстрашного солдата вермахта. Каски со свастикой только не хватало.
-- Ты какого рода-племени?
-- Военнопленный немец.
-- Захватили или сам сдался?
-- Перебежал, когда амерские негры, спецы-советники, захотели меня власовцам под трибунал отдать.
-- Расист, что ли?
-- Не, убил Соньку-пулемётчицу из Тамбова, командиршу расстрельной зондеркоманды местного карательного батальона "Тамбовский волк".
-- Ты же менонит. Вам нельзя к оружию прикасаться.
-- Я её без оружия полотенцем удавил.
-- Ты сам в ту сторону на своём плоту ходил?
-- Ни разу. Скоро Артёмка вернётся, у него спросишь. Он на своём плескоплаве везде побывал. А вот и он!
В тиши послышались плёскающие хлопки по воде, как будто цапли разгуливали по мелководью. На диковинном водном велосипеде подплыл дородный парень. Конопатый, рыжий, аж гнедой.
-- Что это за японский робот под ним?
-- Артёмка в рембате служил. На всех станках работал. Сварку знает. Вот и соорудил себе водную гаргару... Сегодня не бУхало на островах? -- спросил Павло.
-- Тихо, как на кладбище, -- ответил рыжий Артёмка. -- А это кто?
-- Петька. Похоже, зэк, но неопасный.
-- А Ладька где?
-- Петька говорит, что оступился и утонул.
-- С чего вдруг зэку верить, дядь Паш? -- недоверчиво насторожился веснушчатый паренёк.
-- Мне лицо его сразу понравилось. Располагает. Я ему поверил.
-- Вы, менониты, и душегубу поверите. Воевал, дядя?
-- С двадцати лет призвали, -- ответил генерал. -- Пятнадцать лет в армии
-- А до призыва кем был?
-- Иереем.
-- Чего-чего?
-- Попом.
-- Сейчас почему не на фронте?
-- А ты, здоровенный лоб лет двадцати пяти, почему не на фронте?
-- Так фронта никакого нет. Кругом вода.
-- Тогда чего ты мне уши паришь про фронт! Ты бывал в той стороне? На ближнем острове, -- спросил генерал Артёмку.
-- Там военные. И дети беспризорные.
-- Чьи?
-- А кто его знает! На разорванной барже к ихнему берегу малышню прошлым годом прибило.
-- Я про военных спрашиваю. Чьи подразделения?
-- Похоже российские, но какие-то странные. Как и не русские вовсе.
-- И чего такого в них странного?
-- Сирот не кормят и не доглядывают, а сами пьют и гуляют с бабами напропалую.
-- Пить и русские горазды. И на гульбу с бабами охотники найдутся. Пушки или безоткатки у них есть?
-- Даже пулемётов не видел.
-- Вышки смотровые с прожекторами на острове стоят?
-- Ни одной. И собак служебных нет.
-- До рассвета дойдём на шестах?
-- Течение как раз в их сторону. Даже не вспотеете. Но я стрелять в них не буду, если что.
