Полина Копылова - Преданные и предатели (Летописи святых земель - 2)
Рейтары, сопровождавшие охоту, уже снимали с Кэри, как и полагалось при аресте, амуницию. Кэри стоял вроде спокойно. Наземь упали пояс из бляшек, перевязь с коротким мечом, звякнув, откатился рог. Ниссагль его поднял. Рог был необычно маленький, черный, с оковкой из бледного зеленоватого золота. В сплетения оковки была вправлена фигурка оленя. Ниссагль хотел было его бросить, но вместо этого покачал головой и сунул за пояс, сам не понимая, почему.
По двум брошенным бревнам вслед за Ниссаглем, повинуясь его тонкому свисту, пробежали натасканные ловить людей черные лохматые мэйлари. Срываясь со сворок, прошли гончие, которых еле удерживали двое лучников из Тайной Канцелярии.
Промятый в высокой траве, след оленя уводил за холм. Гончие рвались вперед, припадая носами к земле. Солдаты бежали за ними рысью, доспехи на них мерно и грозно брякали. Мэйлари равнодушно и мрачно трусили рядом - они были натасканы только на человека.
Уже давно скрылся из глаз овраг и сгрудившиеся возле него всадники. Вокруг зеленели пологие спины холмов, плыли над ними молочно-белые облака, а след все еще длился, размашистый, прямой, как стрела, смело прочерченный по зеленым травяным волнам. В одном месте, близко от оврага, мэйлари, правда, слегка забеспокоились. Трава там была едва примята, след почти невидим. Но человек в этом месте мог проходить и три дня назад. Дождей не было.
За последним холмом открылся берег заросшей ракитами сонной речки. Здесь след обрывался. Собаки с фырканьем бросились в воду. Люди тесаками свалили несколько ракит и перешли реку по их стволам, прислушиваясь, как с жалобным лаем мечутся гончие, не находя следа. Олень ушел по воде. Бесполезно было доискиваться, по течению или против.
Ниссагль подошел к мэйлари, холка которого приходилась ему выше пояса. Мокрая шерсть на собаке встала черными иглами, вид у нее был жуткий.
- Искать, Кэрго, искать, - сказал он, положив руку на шею зверю. Искать человека. Ведь тут не обошлось без человека, правда же, Кэрго? добавил он больше для поддержания собственной уверенности в смутной догадке. Пес навострил уши и послушно пошел кругами, припав носом к траве.
"Сейчас он расширит круги, добежит до опушки, заскулит и вернется ни с чем..." - безнадежные мысли Ниссагля были прерваны громким лаем. Мэйлари рыл лапой землю и лаял. Он напал на след.
- Так! Лишние собаки нам сейчас ни к чему. Домой! - рявкнули солдаты на гончих. Те послушно убежали, приученные находить дорогу до псарни.
- Искать! - услышали приказ мэйлари. Спокойно и мрачно они двинулись по взятому ими следу, вороша мордами траву. За ними приходилось следовать скорым шагом. След шел по редеющим травам в устланный иголками бор. Вскоре вокруг зарябили лиловые с рыжим стволы.
Мэйлари резко замерли возле зарослей папоротника, так что люди чуть не налетели на собак. Потом они так же резко разлетелись в стороны и безмолвно стали носиться кругами, тщась отыскать потерянный след. Ниссагль понял. Он переворошил руками весь папоротник и, как и предполагал, нашел черешки оторванных листьев. Растер их в руке, потом подозвал Кэрго и подставил ладонь ему под нос:
- А ну, ищи! Не там! Не там! - Пришлось показать, где искать. И Кэрго взял след! У Ниссагля радостно забилось сердце. Он потер костлявые руки:
- Вперед!
Псы рванулись по следу. Солдаты уже не поспевали за ними. Ниссагль тем паче. Но это было и не нужно. Бестии сделают свое дело. Бестии найдут. Шум убегающих псов медленно затихал, стали слышнее звуки леса. Ниссагль и лучники медленно шли вперед - всюду, где пробежали мэйлари, чернели вырванные их когтями комья земли.
Элас торопился. Он ничего с собой не мог поделать, его несло от самого себя, от страшных воспоминаний, ему было худо от страха, сосущего внутренности так, что слабели колени. Пожалуй, впервые в жизни ему было так страшно, а ведь совсем недавно...
...Он лежал на холме, вжимаясь от волнения в землю. Земля была спокойна. Земля всегда спокойна. Кузнечики тихо пели о вечной любви среди зеленых стеблей, подпрыгивая чуть ли не до небес. Выше хлопотливо кружились бабочки.
А он, Элас, готовился к убийству. Но у него слишком дрожали губы, чтобы можно было еще раз подуть в рог, позвать Анэху. Охота катилась издали глухим валом топота, воя и рева. Алая полость Драконьей борозды представилась ему полной до краев кровью, и тоска сжимала сердце. Он стиснул зубы и прикрыл глаза. Открыв их, увидел вдалеке Анэху...
Распластавшись в галопе, огромный, великолепный, бронза с серебром, Анэху подлетал к оврагу, забросив на мокрую от пота спину огромные рога. Черные комья летели из-под его копыт. На самом краю он припал на задние ноги, коснулся крупом земли и, оттолкнувшись, воспарил над оврагом, такой прекрасный, каким был первый олень, должно быть, самый первый олень на земле.
Пара верховых выскочила тут же вслед за ним, вертясь и сверкая позолоченными одеждами. Это были Ниссагль и, чуть позади, Беатрикс. Ниссагль вильнул конем в сторону, дав ей дорогу.
Конь королевы прыгнул...
Элас почувствовал, как его замершее сердце летит вниз вместе с конем. В глазах потемнело от пронзительного вопля, а вверх по противоположному склону рос топот несущегося оленя.
Элас скатился по косогору вниз, в ложбину, вскочил, задыхаясь и расширив глаза. Олений топот затих, и в голубом небесном тумане закачалась увенчанная двумя ветвистыми рогами ясноглазая голова. Анэху ткнулся мягкими губами ему в лоб. Белая пена хлопьями покрывала его крутые бока. Элас с трудом взобрался ему на спину, прижался виском и щекой к его шее. Юношу закачало в ровном тяжелом галопе, понесло прочь от криков, ржания и проклятий. Пропахший травами ветер свистел в ушах. Прочь, прочь, прочь. Зелеными волнами вздымались справа и слева холмы. Наконец спустились к сонно плывущей под ветлами, пестрой от пушинок и лепестков воде. Олень вошел в реку, утомленно раздувая бока, опустил голову и стал пить буроватую воду. При дыхании ребра проступали под его мокрой, вздрагивающей шкурой. Слепни, жужжа, кружились в столбе острого потного духа. Анэху явно выбился из сил. Элас решил отпустить его, изменив намерение домчаться на нем до замка. Он заставил Анэху подойти ближе к берегу и, сделав усилие, соскочил на серую жесткую траву.
- Благодарю тебя, Анэху, - сказал он и вдруг увидел печаль в глазах оленя. Снова вспомнился предсмертный вопль женщины, которую они с Анэху заманили к обрыву... Снова тоскливо сжалось сердце.
- Что ты, Анэху? - кинулся к оленю Элас, но олень, блеснув боком, развернулся и медленно пошел прочь...
Теперь он бежал через нескончаемый ольшаник, то и дело натыкаясь на завалы валежника, который ломался под ногами с оглушительно каркающим треском. Гадкий был лесок, черный, ни одной ели, серая больная листва, все какое-то вкрадчивое и лживое. Надо миновать его быстрее, чтобы сомкнулись за спиной надежные Аргаредские ели, чтобы пружинила под ногами красноватая, в колких опавших иглах, земля. Скоро первые ели должны показаться меж этой древесной черни, словно часовые форпосты...
