Фриц Лейбер - 64-клеточный дурдом
Ей сказали, что уже прошло первое контрольное время - четыре часа (по два часа и тридцать ходов на каждого шахматиста) и что сейчас шахматисты приближаются к следующему контрольному промежутку (еще по одному часу и пятнадцати ходам), после чего неоконченные партии будут отложены до завтрашнего утра. Шеревский, потратив час на обдумывание одного-единственного хода, оказался в ситуации, когда ему пришлось делать пятнадцать ходов за две минуты. Но ничего из ряда вон выходящего в этом нет, на одном дыхании заверил ее Дэйв, Шеревский постоянно позволяет себе подобную "фантастическую нехватку времени", из которой затем блестяще выпутывается. А теперь к тому же он уже близок к выигрышу в партии с Сереком.
"Один - ноль в пользу США", - с гордостью подумала Сандра.
Яндорф, играя против Вотбинника, оказался практически в цугцванге ("Это когда все фигуры связаны", - пояснил Билл) и вскоре должен был сдаться. В свой бинокль Сандра отчетливо видела, с какой убийственной яростью смотрит Яндорф на доску перед собой и как при этом вздымается и опускается его толстая грудь. Вотбинник же, казалось, напротив, мыслями витал в облаках.
Д-р Кракатовер хоть и потерял пешку в партии с Лысмовым, но держался все еще крепко. Однако и ломаного гроша не дал бы Дэйв за его шансы против бывшего чемпиона мира, потому что "эти старики всегда слабеют на шестом часу".
- Ты за-бы-ва-ешь о био-ло-ги-чес-ком чу-де док-то-ра Ласкера, - в один голос отчеканили Билл и Джуди.
- Закройте рты, - предупреждающе осадил их Дэйв. Стоявший внизу распорядитель сурово погрозил в их сторону пальцем.
Намного позже Сандра узнала, что философ и математик д-р Эмануэль Ласкер обладал чемпионским титулом на протяжении двадцати шести лет, и в 1924 году, в возрасте пятидесяти шести лет стал победителем тяжелейшего турниpa в Нью-Йорке, а в 1935 году, когда ему было уже шестьдесят семь, едва не выиграл еще один, проводившийся в Москве.
Сандра внимательно изучала в бинокль лицо Дока. Сейчас он выглядел ужасно уставшим - один череп, и только. Неожиданно что-то будто сжалось у нее внутри, и она поспешно отвела взгляд.
Дэйв сказал ей, что в партиях Энглера - Джаля, Грабо и Машины идет равная борьба. Разве что Грабо имеет едва заметное преимущество. Машина "обрабатывала" свой очередной ход значит, Грабо только что сделал свой и теперь ожидал ответа.
Венгр был, наверное, самым беспокойным "ожидателем" из всех, кого Сандра могла себе представить. Он все никак не мог пристроить свои длинные ноги, постоянно передергивал плечами и чуть ли не каждые пять секунд судорожно впивался пальцами в свою густую шевелюру, пропахивая ее ото лба к затылку.
Один раз он деланно зевнул, расправил плечи и сел прямо. Но почти тотчас задергался снова.
Машина же, если можно так выразиться, имела собственную манеру поведения. Ее сигнальные лампочки попеременно вспыхивали тусклым матовым светом, образуя быстро меняющийся замысловатый узор. У Сандры возникло впечатление, что Грабо время от времени пытается уследить за этим перемигиванием, словно человек, наблюдающий за светлячками.
Саймон Грейт с абсолютно бесстрастным видом сидел рядом с Машиной за небольшим, совершенно чистым столиком. Вокруг него скучились пятеро облаченных в серые халаты техников.
У пульта Машины стоял высокий солидный пожилой джентльмен с раскрасневшимся лицом. По словам Дэйва, это был д-р Вандерхоф - директор турнира и в прошлом чемпион мира.
- Еще один старый идиот наподобие Кракатовера, но этому хоть хватило ума догадаться, что он превратился в мальчика для битья, - безжалостно охарактеризовал его Билл.
- Молодость, ах, не-по-бе-ди-мая молодость, - весело продекламировала Джуди будто про себя. - Проносятся по шахматному не-бо-склону, как метеоры. Морфи, Энглер, Джуди Каплан...
- Заткнись! Нас точно отсюда вышвырнут, - грубо оборвал ее Дэйв. Затем, он шепотом рассказал Сандре, что у Вандерхофа и его помощников очень нервная работа: они вводят в Машину ходы соперника.
- Чтобы все были уверены - здесь без подвоха, - сказал он и добавил: - Это, кроме того, означает, что на каждом ходе Машина теряет несколько секунд - с момента, когда Грабо бабахает по часам, и до того, как Вандерхоф известит об этом Машину.
Сандра понимающе кивнула. "Шахматисты делают все, чтобы как можно больше осложнить игру Машины", - заключила она, чувствуя, как в ней пробуждается искорка симпатии к компьютеру.
Вдруг послышался едва уловимый шум в устройстве, соединяющем Машину с часами на столике Грабо, и затем - слабый щелчок, но для Грабо он прозвучал, как пистолетный выстрел.
Одновременно на большой электронной доске над Машиной красная фигура с башенкой наверху (как сообщили Сандре - одна из ладей Машины) переместилась на четыре клетки по горизонтали. Один из распорядителей, стоявший рядом с д-ром Вандерхофом, подошел к столику Габо и осторожно передвинул соответствующую фигуру на его доске. Поначалу Грабо вскинулся, будто собираясь на что-то жаловаться, но потом, очевидно, передумал и, энергично растирая виски, погрузился в тягостные размышления.
Внезапно Машина бешено замигала всеми своими лампочками. Грабо выпрямился с возмущенным видом, но снова сдержался. Наконец он сделал ход пешкой и хлопнул по часам. Тут же д-р Вандерхоф слегка небрежно передвинул четыре рычажка, и ход Грабо обозначился на электронной доске.
Грабо вскочил, подошел к красному бархатному шнуру и, оживленно жестикулируя, стал что-то говорить Вандерхофу.
Услышать его на таком расстоянии было невозможно. Грабо размахивал руками, а лицо Вандерхофа становилось все пунцовее. В конце концов последний обернулся к Саймону Грейту и, все же колеблясь, что-то ему сказал. Грейт, услужливо улыбнувшись, быстро поднялся и в свою очередь завел разговор с техниками, которые, не мешкая, принесли откудато несколько больших ширм и развернули их перед Машиной, закрыв таким образом мигавшие огоньки.
"Заставляют Машину играть вслепую", - мелькнуло в голове у Сандры.
Дэйв хмыкнул:
- Это происходит уже во второй раз. Видать, эти мигающие огоньки раздражают Грабо. Но потом его будет бесить их отсутствие. Вот подождите и сами увидите.
- Машина обладает таинственной сил-ил-лой... - снова продекламировала Джуди.
- Тебе бы только болтать, - огрызнулся Дэйв. - Разве ты не знаешь, что Вилли Энглер одолжил в Бруклине Дьявольский Глаз Байксел, чтобы сглазить Машину? Факт.
- ... неведомой простым смертным из плоти и крови сил-ил-лой...
- Закрой рот! - прошипел Дэйв. - Ты таки добилась своего - сюда идет старый Орлиный Глаз. Запомни, вас двоих я не знаю. Я здесь с этой леди.
Грабо испытывал настоящие муки. Его комбинация, несомненно, вела к победе, и он знал это. Машина контратаковала, но совершенно бессистемно, в стиле Фрэнка Маршалла: усложняя позицию и надеясь на случайную аферу. Грабо знал: все, что ему сейчас нужно, - это сохранить спокойствие и ни в коем случае не ошибиться, например, не отдать задаром ферзя, как это случилось в Брюсселе в партии со стариной Вандерхофом, быть повнимательнее и не пропустить возможность поставить мат в два хода, как в матче с Шеревским в Тель-Авиве. Воспоминания об этих невыносимо горьких моментах (и еще о доброй дюжине подобных) острой болью пронзали его мозг. Проживи он тысячу лет, и тогда не смог бы забыть их.
