Джеймс Боллард - Тысяча грез Стеллависты
Если быть честным, то первой реакцией на письмо Фэй, после привычной вспышки гнева, было облегчение. Я продолжал считать ее виноватой в том, что из дома ушел дух Глории, и прочно утвердился Ванден-Стар. Я был уверен, что теперь Глория и моя юношеская влюбленность в нее снова вернутся.
Мои надежды лишь частично сбылись. Глория вернулась, но это была совсем другая Глория Тремэйн. Знай я это, я не участвовал бы тогда в ее защите, да и вообще держался бы от всего этого подальше.
Прошло несколько дней, и я почувствовал, что дом как-то обособился от меня, и его закодированная память существует независимо от моих действий и поступков. Часто по вечерам, когда я возвращался домой, я обращал в бегство призраки Ванден-Стара и Глории Тремэйн. Темная мрачная тень Стара угрожающе вытесняла легкую ускользающую тень Глории. Этот поединок ощущался почти зримо стены в гостиной темнели от пароксизмов гнева, темнота зловеще сгущалась вокруг слабого лучика света, который пытался укрыться то в нише, то в алькове. Но в конце концов Глория сдавалась и обращалась в бегство, оставляя за собой корчащиеся и шипящие от злобы стены.
Фэй вызвала к жизни дух протеста, и Глории предстояло самой пройти этот нелегкий путь. Следя, как воссоздавалась Глория в своей новой роли, я старался не упустить ни единого штриха или детали, и для этого включал контрольное устройство на полную мощность, ничуть не заботясь о том, как это скажется на доме.
Однажды меня проведал Стамерс проверить исправность механизмов. Еще с шоссе он заметил, как дом трепыхался, словно наживка на крючке, и менял окраску. Я поблагодарил агента за заботу и постарался как можно скорее выпроводить его. Позднее он говорил, что я бесцеремонно вытолкнул его за дверь и вообще произвел на него ужасное впечатление. Я действовал как безумный, метался по темным комнатам скрипевшего всеми своими суставами дома, и что все это напоминало сцену из трагедии ужасов елизаветинских времен.
Подавляемый мощной личностью Майлса Ванден-Стара, я все больше убеждался теперь, что он намеренно доводил Глорию Тремэйн до безумия. О том, что могло вызвать в нем столь сильную ярость, я мог только гадать. Возможно, он завидовал ее популярности или же просто она ему изменила. Глория, не вынеся всего этого, выстрелила в него. Да, это было актом самозащиты.
* * *
Спустя два месяца Фэй подала на развод. В панике я бросился к телефону и умолял ее не делать публикаций в газете - это может повредить репутации моей адвокатской конторы. Но Фэй была непреклонна. Больше всего меня обозлил ее счастливый голос. На все мои просьбы не торопиться с разводом она отвечала, что он ей нужен потому, что она снова выходит замуж. В довершение отказалась назвать имя своего нового избранника. Это было последней каплей.
Когда я бросил трубку на рычаг, ярость моя не знала предела. В этот день я рано ушел из конторы и, обойдя все бары в округе, с трудом добрался ло Красных Песков. Мое возвращение можно уподобить взлому линии Зигфрида. Нежным магнолиям был нанесен непоправимый ущерб, а двери гаража разнесены вдребезги.
Входная дверь не подчинилась мне, и не оставалось ничего другого, как проникнуть в дом через стеклянные стены террасы. Взбираясь затем по темной лестнице, я по очереди сбрасывал с себя одежду, сначала шляпу, затем пальто, которое тут же швырнул через окно в бассейн. Наконец, когда я достиг гостиной, было уже около двух ночи. Я налил себе стаканчик виски на ночь и включил стереограф с записью вагнеровской «Гибели богов». К этому времени молчавший дом вышел из оцепенения.
По дороге в спальню я заглянул в комнату Фэй проверить, все так ли еще сильна во мне память о ней, и попробовать, как наилучшим образом избавиться от нее. Я пнул платяной шкаф, стянул с кровати матрац и бросил на пол, все это время награждья свою, теперь уже бывшую, женушку самыми нелестными эпитетами.
Было около трех часов ночи, когда я наконец добрался до своей спальни и, предварительно выплеснув часть виски на простыни, повалился в чем был на кровать. Я тут же уснул. Дом вертелся вокруг меня как диск проигрывателя.
Было, должно быть, четыре утра, когда я проснулся от странной тишины в моей сумеречной спальне. Я лежал поперек кровати, держа в одной руке пустой стакан, а в другой потухшую сигару. Стены спальни были немы и неподвижны. Ни единого трепетного движения воздуха, еле уловимого сквознячка, каким психотропные дома отвечают на мерное дыхание спящих в нем людей.
Я сразу почувствовал, как что-то изменилось в привычной перспективе моей спальни. Сосредоточив внимание на серой выпуклости на потолке, я одновременно прислушался к шагам на улице. Да, я не ошибся, стена, примыкавшая к коридору, отступила вглубь, дверной проем стал шире, словно пропустил кого-то. Никто не вошел в комнату, но стены ее раздвинулись, словно давали место еще кому-то, кроме меня, а потолок поднялся круглым куполом. Пораженный, я не шевельнулся на своей постели, следя за тем, как возникала невидимая стена воздуха в пустой части комнаты и как она двигалась на меня, все ближе и ближе к моей кровати, и тени ее переливались на потолке.
Вот она уже у изножья кровати. Я почувствовал, как она задержалась, как бы колеблясь. двигаться ли дальше. и все же не остановилась совсем, а начала дрожать и вибрировать какими-то судорожными рывками, словно охваченная тревогой и нерешительностью.
Потом вдруг комната затихла, но через мгновенье, только я сделал усилие, чтобы приподняться на локте, по комнате словно судорога пробежала, закачались, выгибаясь, стены, и я почувствовал, как оторвалась от пола моя кровать. Весь дом затрясся в лихорадке. Охваченная безумием спальня то расширялась. то сужалась какими-то судорожными рывками, напоминавшими биение смертельно раненого сердца. Потолок то поднимался, то опускался, а пол готов был провалиться.
Я с трудом удерживался на пляшущей и раскачивающейся кровати. Столь же внезапно конвульсии прекратились, стены встали на свои места. Я спустил ноги на пол и попытался встать, гадая, что еще придумает этот ошалевший дом, как вдруг моя голова больно ударилась о низко нависший потолок.
В комнате стоял предрассветный сумрак, и слабый свет луны, проникший сквозь три круглых вентиляционных отверстия, оставил бледные блики на полу за кроватью, но вскоре они исчезли, когда стены спальни снова задвигались.
Я уперся руками в давивший на меня потолок и почувствовал его нарастающую тяжесть. Углы комнаты закруглились, сливаясь со стенами, и вскоре моя спальня приняла форму шара. Давление воздуха все возрастало. Задыхаясь, я попробовал пробраться поближе к вентиляционным отверстиям и уцепился руками за их края. Я почувствовал, как отверстия сужаются, зажимая мои кисти. Сжатый воздух со свистом вырывался из спальни наружу, но я прижался к отверстиям всем лицом, пытаясь втянуть хоть один глоток прохладного ночного воздуха, а мои руки продолжали раздвигать неподатливый пластекс и не давали отверстиям в стене окончательно закрыться.
