Владимир Кузьмич - Высоты
Мурзаев отходит от экрана, и белые стены каюты, пересеченные тенями приборов и аппаратуры, играют золотым отблеском.
Федя упорно смотрит на экран, и вы видите, как часто мигают его позолоченные ресницы. В игре дополнительных цветов курносый нос становится ярко-розовым. В глазах, утопающих в зеленой тени, блестят золотые искорки. Живописный рельеф живой скульптуры радует глаз.
Ничего и спрашивать: золотому отражению оболочки соответствует радужное золочение Фединой души.
И гордость за Красина закипает в вашей груди. В атмосферном треске и дальних разрядах молний слышен мощный голос «Ленина».
…Непрерывное расширение металлической оболочки способствует устойчивому равновесию нашего шара и увеличивает подъемную силу. Я смотрел в перископ и признал, что предвидения Инны Шевченко и ваши вполне оправдались. Предлагаю всей советской земле и нашим друзьям за рубежом глянуть в перископ…
И гибкая спина Красина проплывает по экрану. Он растягивает перископную трубку и присоединяет ее к экрану.
Вы припадаете к своим экранам и сверлите глазами слепую тьму, что вдруг надвинулась на вас. И вот… Мутная темнота металлического покрова начинает просвечивать. Вы ищете полосы, точки, игольчатые проколы, откуда мог бы дезертировать гелий — и не находите. Вместо этого отовсюду, куда бы ни повернулся перископ, вам светит темно-зеленый туман. Туман проясняется, когда перископ устремляется к верхушке оболочки.
— Золотой слой растягивается в тысячи раз лучше любых каучуконосов и, утончаясь, дает зеленый свет; он тем ярче, чем тоньше пленка золота. Итак, ученые товарищи глубинного СССР, вы согласны, что оболочке можно за поведение поставить пять? Она не шутит и держится отлично! — объясняет Красин, и в научном контроле участвует весь советский мир.
— Объем стратостата сейчас не 64.000 кубометров, а намного больше. Угадайте, насколько мы потолстели?
Вы начинаете гадать, но никак не можете приблизиться к цифре в миллион кубических метров. Она поражает всех слушателей радиопередач. Огромная колба золотой ткани расширилась в шестнадцать раз и, конечно, должна быть заметна теперь на всех высотах.
Какое счастье москвичам!
— Вас разорвет! — хотите крикнуть вы, но никто не слышит вас внизу, на плоской сковороде, именуемой участком земного шара. А Инна, автор проекта металлической оболочки, как нарочно, подходит к экрану. Широкая улыбка расползается на лице, пожалуй, быстрее, чем сам шар.
— Поздравляю наших советских кузнецов, выковавших точную до микрона оболочку! — кричит она с высоты.
Время приближается к двенадцати часам дня. Вскоре солнце поднимется в зенит и обольет жаркими лучами заснеженную землю, а здесь разогреет докрасна металл «Комсомола». Об этом явлении ясно говорит сообщение экипажа:
«Температура внутри гондолы поднялась до 12 тепла. Вне гондолы температура — минус 35. Нагрев металла выше 89 градусов.
„Комсомол-1“»А шар летит и летит вверх, в сплошную разреженность высотных газов, и каждая минута добавляет тридцать-сорок метров высоты. В каждой радиограмме вы ощущаете мощную настойчивость командира высотного корабля. Он смело рвет страницы старых детских учебников физики и сверлит густую вертикаль. Вас охватывает нервная лихорадка. Вы следите за каждым метром высоты, который набирают стратонавты, и хотя экран не всегда показывает цифру альтиметра, в вашем мозгу, как электронные бомбы, взрываются слова:
Высота 30.000 метров. Давление — 8,35. Гондола нагревается все больше.
Высота — 36.000. Давление уменьшилось еще в три раза. Температура — плюс 0,1 вне гондолы и внутри — плюс двадцать два.
Шаг за шагом идет, точнее — не идет, а высверливает высоты боевой стратостат «Комсомол». Он подчиняется единодушному стремлению команды познать великую тайну «морозных пустот» и завершить грандиозную революцию в физических науках силами Советов. Да и как не почувствовать, что Красин решил протаранить пурпурную стену поднебесья и доказать, что ученые советской страны мыслят правильно, диалектически, по-ленински, когда находят новые качества в проклятом революцией металле и заставляют его нести новую службу стране социализма. Золото тянется, расширяется, пухнет нарывом в настоящих «пустотах» высот. А эти «пустоты» отступают перед оседланным золотом, что волей и мыслью коммунаров послушно несет все выше летучую лабораторию большевиков, вооруженную 75-ю приборами астрономической стрельбы.
Нервы ваши истрепались там, внизу. И лихорадочные мысли ползут в голове. Долго ли наши красные братья будут штурмовать баррикады фиолетовых небес? Надолго ли хватит им решимости продолжать гонки по вертикали? Ведь надо думать о спуске, о благополучном возвращении вниз, в теплоту атмосферы пристрелянных астрономических орудий. Надо ведь помнить, что 98 процентов воздушного слоя лежит внизу и золотая пленка вряд ли выдержит давление безумных кубометров гелия, расширившихся уже в триста шестьдесят раз.
А радио «Коминтерн» и его объяснения только поддают жару вашей нервной горячке.
«Слушайте, радиослушатели: оболочка раздулась до двадцати миллионов кубометров. Берите телескопы, бинокли и смотрите вверх! Стратостат виден на расстоянии четырехсот километров от Москвы. Алло! Тула, Калуга, Калинин, Горький, видите вы золотой круг на небе? Знайте, что это летит, не прекращая своих наблюдений, „Комсомол“.»
И в ответ раздаются радиоприветы двадцати миллионов непосредственных зрителей. Круг видимости ширится все больше и в небо то и дело летят поздравления:
«Молодцы комсомольцы! Даешь высоту, как раньше землю.
Ждем победного спуска революционеров науки».
Такие поздравления идут в адрес станции «Коминтерн», и в двенадцать часов она просит прекратить передачу радиограмм, адресованных Красину, Шевченко и Мурзаеву. Станция просит прощения у своих слушателей, ударников страны, и заявляет, что все телеграммы будут вручены победителям, как только они спустятся на землю.
Весь советский мир принимает всемирные извинения. А вас тем временем так переполняет жизнь стратонавтов, что вы… превращаетесь в Красина и начинаете жить его жизнью.
Вы в гондоле. Она бела, как никогда. Острые лучи солнца заливают ее сиянием. Сверкает разумный груз аппаратов. Вдохновенно улыбается Инна с камерой Вильсона в руках. И как вам не радоваться, когда молодая стратонавтка отрывает глаза от аппарата и устало говорит:
— Здесь невероятные бомбардировки. Космики (так она для краткости называет лучи) плывут каскадом. Я устанавливаю автоматический счетчик, струна непрерывно дрожит от электронных брызг.
