Татьяна Минина - Исправленному верить (сборник)
К делу.
Вита отвела с потолка навес, открывая тела косым лучам солнца. Выложила на стол набор скальпелей, восковую табличку, стилос. Предполагаемое время смерти… Вскрытие проводила… Нарывы на теле почернели, при пальпации ощущаются твердыми, инородными телами. Ороговение кожных покровов в областях поражения, ткани с трудом поддаются разрезу. Состояние внутренних органов…
Час спустя Вита оставила за спиной три завернутых в полотно детских тела и полудюжину слуг, чьи останки обнаружились в боковой комнате. Проход в хозяйские покои закрывала настоящая деревянная дверь. Створка легко подалась под нажимом, скользнула в сторону. Вита вошла в просторную спальню.
Все те же тщательно занавешенные окна. Светобоязнь как возможный симптом? Медик сдернула на пол покрывало, открывая путь рассеянному вечернему свету.
Здесь было отнюдь не так чисто, как в остальном доме. Опрокинутая амфора, осколки глиняных чашек, скомканные полотенца. Широкая кровать. Запах.
Вита подошла к ложу. Чтобы узнать хозяина дома, не нужно было приглядываться к кольцу на распухшем пальце. Тронутые сединой огненно-рыжие волосы не могли принадлежать никому, кроме отца семейства.
При жизни Тит Руфин был массивен, широкоплеч и высок. Впечатление силы не оставило его даже сейчас. Мужчина обнимал завернутую в белое полотно женскую фигуру. Жест был одновременно защищающим и безмерно усталым.
Вита нахмурилась. Отодвинула ткань, осматривая кожные покровы. Приподняла веко. Матрона Руфина была мертва уже достаточно давно. Но вот отец семейства сделал последний вздох не более суток назад. Этот человек погибал, когда медицинская когорта уже входила в зону карантина.
И, если она еще не совсем ослепла, болезнь хозяина дома протекала нетипично. Вита коснулась шеи, обтянутыми кау-пленкой пальцами надавила на область под подбородком. Отвердение кожных покровов. Скорее напоминает наполовину сформировавшуюся… чешую?
Вот оно как!
Вита выпрямилась. В ладонь лег скальпель с ланитовым лезвием. Медик поднесла острие к кожным покровам… и поняла, что пальцы, сжимающие нож, весьма ощутимо дрожат.
Недопустимо.
С момента, когда стало окончательно ясно, сколь силен в ней дар исцеления, жизнь Валерии Миноры была скована рамками жесточайшего кода. Мантра, повторяемая наставницами школы Мэй: будь спокойна, будь ровна, будь уверена. Посреди выходящих из-под любого контроля эмоций пациентов и страха их родичей ты должна быть недвижимой опорой. Целительница в слезах неуместна, как и целительница смеющаяся. И нет ничего более жалкого, ничего более бесполезного и в то же время разрушительного, нежели целительница испуганная.
С полминуты Вита стояла неподвижно. Считала биение пульса в сжимающих нож пальцах. Вслушивалась, как с каждым вздохом поднимается и опускается ее грудь. «Будь спокойна, будь ровна, будь уверена, прима. Делай свою работу».
В скальпеле, когда он вновь коснулся тела, не было и следа дрожи. Ланитовое лезвие без труда резало продубленные кожи и шелк из нитей стальных пауков. Однако затвердевшее чешуйками новообразование поддавалось ему с трудом.
– И кто теперь просоленный пессимист? Случайное совпадение, да, Авл? Естественные, в море их утопить, причины.
Если рыжий умер не от осложнений на сердце, никак не связанных с первичной инфекцией, она подарит своему доверчивому коллеге амфору золотого ришийского. И извинится. Прилюдно.
Впрочем, сакральная неприкосновенность винных погребов подтвердилась довольно быстро. Вита выругалась сквозь зубы. Пора было заканчивать.
Чтобы снять с пальца родовое кольцо, пришлось вновь пустить в дело скальпель. Вита накрыла даже в смерти не разомкнувших объятия супругов одеялом. Теперь остались лишь документы – за ними даже не пришлось идти в примыкающий к атриуму кабинет хозяина. Аккуратно сложенные в стопку, восковые таблички ждали своего часа на прикроватном столике. Тит Руфин, твои разум и сердце воистину были точно из железа выкованы.
Медик с невольным уважением качнула головой. Коснулась верхней таблички. Печати на воске не было, даже самой базовой. Последняя из оставленных записей послушно поднялась на поверхность:
«…подтверждаю, что наследницей всего движимого и недвижимого имущества является моя дочь Руфина Старшая. Опекуном ее назначен мой брат Марк Руфин по прозвищу Блазий, военный трибун крепости Тир. В случае, если он не сможет принять на себя сии обязанности, объявляю Руфину Маджору совершеннолетней и независимой в поступках и суждениях. Ни при каких обстоятельствах не могут члены старших ветвей рода Корнелиев быть названы опекунами Руфины Маджоры. В противном случае падет на них мое посмертное проклятье…»
Ого! А в благородном семействе, выходит, приключился изрядный скандал. Как-то очень основательно рассорились Руфины со своими родичами. Полная эмансипация женщины вообще случай нечастый. Благородной Валерии Миноре в свое время пришлось изрядно постараться, чтобы добиться подобной независимости. Однако бесплодная и разведенная младшая дочь – это одно. А вот лишить поддержки рода наследницу, слишком юную, чтоб всерьез задуматься о замужестве… Жестко. Пожалуй, даже жестоко.
Вита подхватила таблички, окинула помещение последним цепким взглядом. Направилась к выходу.
Шагнув на волю из переполненных воспоминаниями помещений, она замерла. Несколько раз глубоко вздохнула. Солнце начало уже клониться к закату, и медик слепо сощурилась на окрасившиеся багрянцем стены. В глаза будто насыпали песка. Вита привычно подавила желание протереть их. Маску снимать было рано.
От соседних ворот подошел один из сопровождавших ее легионеров. Протянул ведро, наполненное очищающим настоем. Вита без слов бросила туда вынесенные из дома восковые таблички. Вслед за ними отправились женские именные медальоны, массивный мужской перстень, содержание ювелирной шкатулки матери семейства.
Отчет центуриону медик представила на вытянутой руке. Свою подпись в графе «свидетель» благоразумный воитель нацарапал, стараясь держаться от таблички как можно дальше. После этого отчет полетел во второе ведро, вместе с поясом врача, ее наручами, набором ножей. Стоявший рядом медик-инструментарий пристально проследил за траекторией дорогущего ланитового скальпеля: за сохранность снаряжения он отвечал не только головой, но и кошельком.
Вита привычными аккуратными движениями сняла сандалии и тунику.
Ее тело было покрыто сизо-зеленой пленкой из подсохшего сока кау. При всех своих защитных качествах такой наряд не оставлял ни малейшего простора воображению. Тем не менее легионеры, укладывающие вдоль стен бруски с горючей смесью, удостоили медика лишь парой косых взглядов. И это тоже служило мерой усталости и ужаса, что выплеснулись за стены крепости Тир. В шестьдесят с лишним лет фигура Виты почти не изменилась по сравнению с тем, какой она была в двадцать с хвостиком. Не то чтобы благородная Валерия и в двадцать могла похвастаться красой, затмевающей долг и останавливающей легионы на марше. Но все-таки.
