Юрий Медведев - Беатриса
– К себе, в другие миры. Чтобы там воссоздать Аделаиду. Как перевозят американцы замки, дворцы и древние мосты из Европы – в Новый свет. Но это лишь мое предположение… Теперь перехожу к главному. Континентов на Аделаиде – два. Один – невысокая каменистая возвышенность, однообразная, как пустыня Гоби. Другой – тоже равнинный, но пересекаемый с востока на запад цепью высоких гор – вроде наших Андов или Гималаев. До катастрофы с гор, естественно, стекали реки, причем одна была могучая, полноводная, длиною около пяти тысяч километров. Теперь представь: все русло мертвой реки – от истоков до устья – было усеяно миллионами каменных изваяний. То были люди и вьючные животные, как бы перенесенные сюда из глубокой древности, еще до изобретения пороха, – лошади, верблюды, ослы, ламы, быки, слоны. Они все будто бы двигались к горам, эдакое великое переселение народов. Я сказал: каменные изваяния, но заметь, камень обычно серый, здесь же фигуры были многоцветные, в точности повторяющие краски и оттенки живых земных существ, как бы обращенных в истуканы мановением волшебного жезла… Я подолгу бродил среди них. Заглядывал в глаза. Трогал бороды, посохи, кинжалы. Прикасался к животным. И спрашивал себя, не находя ответа: кто и зачем содеял этот музей народов?
Когда мой дисколет приблизился к горам, я увидел: в величественном ущелье, из которого некогда вытекала река, возвышались еще два изваяния – каждое высотой около трехсот метров. Мужи в ниспадающих одеяньях, блистающих звездно-фиолетовым сияньем. Их головы были увенчаны тускло-серебристыми коронами, унизанными самоцветами. Как дворцы индийских магараджей. Одна рука у каждого исполина была выброшена вперед и вверх, как в приветствии, а другая – прижимала к губам музыкальный инструмент – подобие спиралевидной длинной трубы, горевшей на солнце золотом. Лица их были прекрасны и одухотворены, светло-русые прямые волосы стекали до плеч, глаза полузакрыты. "Так могут выглядеть одни лишь боги", подумалось, помнится, мне. Я рассматривал эти лица, подлетая к ним близко, буквально на несколько метров, и не мог отделаться все от того же ощущения: не камень, а живая плоть. Отсюда, с высоты, фигурки шествующих людей и животных были, конечно, плохо видны. Я приник к окулярам дальноскопа – и увидел… -Данилевский закрыл глаза и минуту молчал. Молчала и Екатерина. – Я увидел: между ступнями богов зиял бездонный провал. Уходящий в бездны Аделаиды. И в него, как бы не замечая беды, с блаженными улыбками устремлялись переселенцы: из жизни – в смерть. Тысячи и тысячи из них уже летели вниз… Хотя нет, не летели – застыли в падении, как мотыльки в янтаре…
Я и до той поры встречался, конечно, с инопланетянами, все происходило чинно, церемонно, как на дипломатическом рауте. А тут меня обуял вдруг ужас. Я вернулся в звездолет и почти месяц просматривал отснятые видеоматериалы, пытаясь проникнуть в тайну. А когда решился вернуться в роковое ущелье – изумился вконец. Великаны открыли глаза! А трубы повернули в другую сторону – примерно на 120 градусов. Да и внизу были уже другие несчастные: прежние ехали в повозках, запряженных лошадьми и волами, а эти сидели на слонах… Окаменело-живой мир. Странный и непостижимый.
Однако чудеса Аделаиды еще не закончились. Перелетев на другой континент, я и там повстречал невообразимое. Если ты бывала в Греции или в Италии, то помнишь, вероятно, римские амфитеатры, с аренами для гладиаторских боев. Такие амфитеатры обычно вырубались в целой скале. И я увидел подобное сооружение – но в поперечнике километров шесть. На его каменных ступенях восседали неподвижные каменно-живые боги, увенчанные еще более роскошными коронами и облаченные в разноцветные тоги. А внизу, на арене, уже подошла к роковому исходу битва двух каменных воинств, во всем подобных земным: ратники, что были вооружены короткими мечами и щитами, окончательно одолели сражавшихся трезубцами и сетями. И сотни, тысячи мертвых валялись на залитых каменной кровью плитах, и победители приставили к груди поверженных свои мечи, глядя на одутловатое лицо предводителя богов в пурпурной тоге и высокой короне, с семиконечной звездой, между тем как предводитель уже выбросил вперед дряблую ладонь с оттопыренным большим пальцем, и в следующий миг все ристалище должно было узнать, что предопределено богами: жизнь или смерть.
Только через три недели палец оказался опущенным вниз: пусть проигравший плачет.
– И ты все эти ужасы заснял? – спросила Екатерина.
– Конечно. Хотя бы потому заснял, что к этому времени – я говорю об опущенном вниз пальце – твердо решил вернуться на Землю. Ибо понял: нигде во Вселенной не укроешься от зла. Добро и зло равномерно распределены в межзвездном пространстве. Дьявол везде противоборствует Космотворцу, и никто не застрахован от вторжения в его судьбу сатанинских сил – будь то человек, животное, растение… Я хотел озадачить землян запечатленными ужасами, созвать Всеземной Совет, дабы всесторонне осмыслить феномен Аделаиды. Но на подлете к Солнечной системе вдруг засомневался: а не поставит ли под угрозу такая информация само существование нашей цивилизации?
– Но почему, Алан? Почему?
– Земляне все равно отрядили бы экспедицию на Аделаиду. Пусть не сразу, пусть через несколько десятилетий или столетий. А может, и тотчас, но тайно. Любопытство рода людского неистребимо, поверь. И поверь также, что наших правителей не смутило бы даже то, что по следу экспедиции землян к нам могли нагрянуть каменно-живые боги. А нагрянув к нам, кто им, хроноповелителям, мешает сотворить здесь то же, что на Аделаиде? Или кое-что похлеще… Потому-то, взвесив обстоятельства, я уничтожил на "Свароге" информацию о полете в туманность Орион. А все видеосвидетельства спрятал на одной из попутных безымянных планет. И поверь, таких планет слишком много во Внеземье, чтобы кто-то без меня отыскал тайник… Хочешь, сегодня ночью я покажу тебе в планетариуме туманность Орион?
– Молчи! – Екатерина приложила палец к его губам. – Можно ли быть уверенным, что здесь каждый коттедж не прослушивается?.. Все же колония особо опасных… – Она не договорила.
– Какое это имеет значение, прослушивают или нет,- сказал устало Данилевский. – Моя туманность Орион – такая же условная, как условно в ней лицо спящего циклопа. Только я один знаю, где на звездном атласе Аделаида.
– Любимый, ты не прав.
– В чем?
– Доверься моему женскому чутью: твой рассказ должен стать достоянием… нет, не Всеземного Совета, слишком много будет кривотолков. Достоянием Сената Планетарной Безопасности.
– Не верю сенатским краснобаям.
– Среди них есть очень даже приличные люди, Алан, – сказала она и добавила: – Не обвиняй меня в предательстве, но будь я Беатриса и владей информацией об Аделаиде, не раздумывая ознакомила бы с нею Сенат и порекомендовала вернуть тебя на Землю. Будь я – Беатриса.
