Владимир Фирсов - Прожигатель
Теперь, много лет спустя, ни для кого не секрет, что офтальмоизлучение прожигателей модулируется зетчастотой головного мозга. После того как были сконструированы излучатели и приемники модулированной зет-частоты, чтение мыслей - давняя мечта фантастов и следователей - стало возможным. Мыслеобщение постепенно начало вытеснять акустическое общение вначале у прожигателей, потом, с совершенствованием аппаратуры мыслепередачи, - и у остальных людей. Конечно, поначалу аппаратами пользовались лишь те, кому-это было необходимо по роду работы, - операторы в шумных цехах, дирижеры, сотрудники аварийных служб, испытатели самолетов.
Ни о чем этом не подозревали Коля и Оля, когда вели безмолвный разговор. Это было удивительно: читать мысли Друг друга. Словно внутри тебя начинал звучать чей-то голос, и появлялись странные, но понятные картинки. Позднее, когда Коля рассказал о чтении мыслей, и еще позднее, когда к его словам начали прислушиваться, упоминание о картинках долгое время вызывало недоверие у специалистов. Психологи в один голос уверяли, что можно допустить возможность передачи модулированного мысленного сигнала, поскольку это укладывается в рамки концепции дискретно-цифровой природы механизма передачи биоинформации, но упоминание о якобы возникающих в мозгу картинках есть чистая мальчишеская фантазия, поскольку подобный эффект, если бы он существовал на самом деле, говорил бы в пользу давно отвергнутой наукой концепции квазиволновой природы упомянутого механизма, с чем ни один здравомыслящий ученый согласиться не может.
Именно в это время появились глебовисты и антиглебовисты.
Видимо, появление противников у любого открытия - закон природы. Стоит открыть что-то новое, изобрести прогрессивный механизм или процесс, как немедленно возникают десятки недоброжелателей, завистников, оппозиционеров, в один голос уверяющих, что это новое вовсе не ново, что оно не нужно, вредно, что оно не соответствует, отвлекает, ослабляет, что оно не доработано, преждевременно, экономически необоснованно, невыгодно, что оно, наконец, заимствовано, скопировано, украдено... Очевидно, действительно все новое может возникнуть и утвердиться лишь в жестокой борьбе. Только так можно объяснить парадокс появления сильной группы антиглебовистов, идейными руководителями и вдохновителями которой были два человека - тот самый профессор Беловодский, что отказался признать Коленькины способности, и директор Института космической металлургии, который советовал кормить Колю витамином А. Фамилия его была Лучко.
Трудно понять, почему столь непохожие друг на друга ученые, представлявшие две непримиримые научные школы, вдруг оказались в одном лагере. Профессор Беловодский был педант и ретроград, он понимал науку как скопление фактов и цифр, плавно дополняющих Друг друга, протянувшихся цепочкой от А до Б, от Б до В и так далее. Классическая физика оставалась для него строгим и стройным храмом, столь же несокрушимым, как и великие пирамиды. Он свято верил в формулу: "Этого не может быть, потому что не может быть никогда", он верил в науку, любое положение которой можно промоделировать с помощью шариков, веревочек и брусочков. Имея подобные научные взгляды, Беловодский, естественно, из всех разделов физики выбрал полем своей деятельности статику, которую и преподавал с большим успехом.
Доктор технических наук Лучко был ученым совершенно иной школы. Все новейшие достижения научной мысли, даже не совсем доказанные, он готов был признать, применить, внедрить и развить - но применить и внедрить в той узкой области науки, которую считал своей вотчиной, которой отдавал все силы и от которой ждал успеха, признания, званий и наград. Именно прожигатели могли оказаться той питательной средой, на которой бы проросли и расцвели искомые драгоценные зерна новых идей, теорий, учений и научных эпох. Как человек объективный и честный, к тому же любящий науку, Лучко делал все от него зависящее, чтобы прожигатели стали славой института и принесли ему заслуженный успех. Были созданы приборы и разработаны методики, в короткий срок породившие множество графиков, диаграмм, кривых, уйму цифр, которые деятельно обрабатывались электронно-вычислительными машинами. Не хватало пустяка - открытия. Поэтому, когда открытие последовало совсем в иной области, совершенно не связанной с кругом интересов Института космической металлургии и его директора, в нем взыграло ретивое. Он решил дать бой тем, кто посмел вторгнуться в сферу, которую он давно считал безраздельно своей...
А Коля пребывал в блаженном неведении. Он оканчивал четвертый класс, когда его впервые попросили рассказать о мыслечтении. Коля рассказал. Магнитофонная лента с записью беседы вызвала сенсацию. К счастью, вокруг мальчика оказалось достаточно людей со здравым смыслом, которые надежно оградили ребенка от поднявшейся шумихи.
Как это часто бывает, постепенно страсти улеглись. А Коленькой всерьез заинтересовалась большая наука.
Из Академии наук приезжала длинная черная машина, увозила Колю в один из бесчисленных институтов, потом привозила обратно. Поездки эти, впрочем, были не частыми и не обременительными. Видимо, ученые больше занимались теорией, а мальчика старались беспокоить как можно реже. Мама и Мария Михайловна даже слегка огорчались этим обстоятельством, поскольку в это время они с ребятами жили на даче и возвращаться за город с полными авоськами на машине удобней, чем в переполненной электричке.
Лето в тот год стояло отменное. Термометр на дачном окошке как показал в конце мая 25 градусов, так словно заснул на этой отметке. Коля и Алеша с утра убегали на речку, купались, ловили под камнями раков. Раки были большие и пучеглазые, причем совсем не робкого нрава. Они храбро поводили клешнями, стараясь схватить угрожающую им руку, вместо того чтобы обратиться в благоразумное бегство. Это их и губило, потому что не было ничего проще, чем другой рукой быстро схватить забияку сзади за спинку. Когда возле дачи раздавался гудок машины, мальчишки подхватывали свой улов и мчались переодеваться - Коля ехал в очередной НИИ на очередное исследование, а Алеша за компанию с ним, благо машина была семиместная. В то лето он по настоянию Марии Михайловны начал вести дневник, куда записывал все, что происходило с ним и Колей Глебовым. Много лет спустя краткие заметки этого тощего - всего-то две школьные тетрадки дневника легли в основу первого тома мемуаров Алексея Тургаева "Глаза века".
В одном из институтов Коле показали прибор, который назывался крутильными весами. Мальчику нравилось смотреть, как стрелка прибора скачет туда-сюда, показывая давление его взгляда. Дома он попробовал тренироваться, гоняя по столу мячик для настольного тенниса. Получалось очень забавно. Через некоторое время он уверенно мог управлять движением довольно тяжелых предметов. Он пристрастился играть на биллиарде, который обнаружил на одной из соседних дач, и достиг в этом трудном виде спорта заметных успехов. В это же время Коля увлекся шахматами. Играл он по-прежнему не ахти как, премудростей стратегии не освоил, кроме королевского и ферзевого гамбита никаких дебютов не признавал, но зато, к восторгу всех окрестных мальчишек, играл, не прикасаясь к фигурам руками. Судя по всему, ему нравился сам процесс игры, а не результат.
