Владимир Синельников - Восточный круиз
– Наверху, – она указала сигаретой на полку над дверью, – ты найдешь то, что дороже родины.
На полке оказалась походная сумка-холодильник, в которой моему алчущему взору предстали две мгновенно запотевшие упаковки баночного пива Туборг.
Когда пара банок с божественным напитком показали свое дно и я с облегчением вздохнул, с интересом изучавшая меня секретарь-референт спросила:
– Открой мне тайну – с чего к тебе так привязался Промыслин?
– Черт его знает, – я пожал плечами, поглядывая на сумку с волшебным содержимым.
– Бери, бери, не стесняйся, – улыбнулась Лёлик. – Моя обязанность – удовлетворять желания клиентов.
– Волшебницей, значит, работаешь? – Я присосался к третьей банке.
– Типа того. – Секретарь-референт подтянула под себя вторую ногу, усевшись на восточный лад и совершенно не обращая внимания на окончательно уползший куда-то в район талии халатик.
Я бросил быстрый взгляд на полуоткрытую дверь купе. Не хватало сейчас появиться Саньке, и моя околоки-ношная карьера окажется тогда под большим вопросом.
– А ты боязливый, козлик, – насмешливо улыбнулась секретарь-референт, правильно истолковав мой взгляд в сторону двери.
– Мне, в отличие от пролетариата, есть что терять, – я пожал плечами.
– Эти жалкие гроши? – презрительным тоном спросила Лёлик.
– Для кого, может, и гроши, а для меня возможность жить без страха за завтрашний день.
– Мелкие у тебя запросы, я посмотрю…
– А что бы ты хотела? – Пиво постепенно рассасывалось по обезвоженному организму, смывая горечь похмелья и возвращая к жизни.
– Я бы хотела приятно провести время, пока мой шеф почивает в пьяном бреду, – довольно прямо заявила женщина.
– Пылаешь жаждой мщения? – усмехнулся я, вспомнив, как грубо Санька выпроводил свою сотрудницу вчера из купе.
– А хотя бы и так, – вызывающе заявила секретарь-референт.
Одним плавным движением она поднялась и толкнула дверь. Та поехала, отгораживая нас от вагонного мира. Лёлик резко повернулась в мою сторону явно отрепетированным движением, от которого кнопки халата с треском расстегнулись, обнажив соблазнительное содержимое, дотоле хотя бы формально прикрытое полупрозрачной материей…
Вербовка
– Вставай, неверный! – Довольно грубый пинок в бок оторвал меня от воспоминаний.
И почему действительность с ее грубым и неприкрытым садизмом всегда норовит вмешаться в самый неподходящий момент? Я нехотя открыл глаза. Надо мной колонной возвышался мордоворот-тюремщик, харю которого, ни на гран не обремененную интеллектом, мне пришлось лицезреть последние двое суток.
– Сколько раз тебе говорить, морда немытая, что у меня прекрасный слух и не надо дублировать свои слова ногами!
– Ха! – осклабился страж. – Скажи спасибо шахзаде, а то давно бы лизал мои сапоги!
– Скажи и ты ему спасибо, – огрызнулся я, – что нам не довелось встретиться в другом месте.
– Да что ты можешь, сын обезьяны и шайтана! – Тюремщик небрежно ткнул меня не мытой как минимум год лапой в лицо.
Я мог бы без труда сломать верзиле пару-тройку пальцев, но пришлось терпеть хамство, проклиная себя за несдержанный язык.
– Пошел! – Он тычком развернул меня к двери и направил по коридору.
Я заковылял, стараясь как можно резвее перебирать скованными короткой цепью ногами. Не хотелось лишний раз нарываться на пинок сопровождающего меня стража.
В зале, где я очнулся в первый раз, почти ничего не изменилось, если не считать отсутствовавших светильников на вершинах большой пентаграммы, в которую я был заключен каким-то непонятным способом.
В моей голове царил все тот же сумбур. Было абсолютно непонятно, каким образом я очутился в этих местах и почему еще мне просто не снесли голову или не отправили на какую-нибудь плантацию. Может быть, их ввела в заблуждение военная форма, в которую я был одет в момент съемок? И меня посчитали за спецназовца или десантника? Я невольно поежился. По слухам, если эти ребята случайно попадали в плен, моджахеды придумывали им особо изощренные казни.
Я прикинул расстояние до трона, где сидел этот таинственный шахзаде, по бокам которого стояли два свирепого вида негра с огромными изогнутыми мечами. Если я не ошибался, эти орудия смерти должны называться ятаганами. Ничего, если дело действительно запахнет керосином, допрыгнуть до трона я успею. Или, на крайний случай, оставлю евнухом моего тюремщика. Уж лучше пусть зарубят в суматохе, чем терпеть издевательства с тем же финалом.
Но если я у моджахедов, к чему вся эта средневековая атрибутика: ятаганы, негры, лучники у входа? Или у шахзаде крыша от гашиша и героина поехала? И он организовал себе собственный шариатский рай? Тогда где же гурии? Я не отказался бы напоследок увидеть хоть что-то приятное…
Этот напряженный мыслительный процесс в моей голове был прерван довольно грубым способом. Находившийся сзади тюремщик саданул меня в спину, и я, не удержавшись на гладком полу, прокатился плашмя почти до самого центра зала.
– Неверный доставлен, повелитель, – раздался почтительный голос охранника.
Второй раз меня за сегодняшний день назвали неверным, пришла на ум мысль, пока я созерцал украшенные резьбой ступени постамента. Наверное, это лучше, чем шайтан, хотя как сказать… Будучи шайтаном, я ощущал гораздо большее уважение к своей персоне со стороны окружающих. Наученный горьким опытом, я не торопился подниматься, предпочитая лучше смирно полежать.
– Встань, неверный, – прозвучал надо мной новый голос.
Я осторожно приподнял голову. Рядом стоял старец в черном шелковом халате, расшитом диковинными зверями и странными знаками, голову незнакомца украшала чалма черного цвета. Мне очень не понравилось его пристрастие к траурной окраске одеяний, но потом я вспомнил, что у мусульман траур символизирует белый цвет, и несколько успокоился.
– Шахзаде хочет говорить с тобой, – увидев, что я смотрю на него, произнес тип в черном.
Я встал, предварительно оглянувшись. Мой тюремщик находился где-то у самых дверей зала и никак не мог оттуда до меня дотянуться.
– Корасайоглы заверил меня, что ты не шайтан, – начал свою речь сидящий на троне тип в малиновых штанах, которого мне уже довелось лицезреть двое суток назад.
Старец утвердительно наклонил голову, из чего я заключил, что это и есть вышеупомянутый Корасайоглы.
– … А посему мы решили привлечь тебя на службу, не опасаясь происков демонов тьмы, – между тем продолжал разглагольствовать шахзаде. – Ты должен совершить деяние, угодное Аллаху, после чего мы отправим тебя обратно к твоим соплеменникам.