Альфред Ван Вогт - Операторы
Вам хорошо говорить: что же, пусть это конец. А как же я? Я никогда не знал свободы. Мне так и не довелось оторваться от материнского корабля. Если бы возникла нужда в спасательной шлюпке, я бы тоже был спасен. Но я пришвартован, и так было всегда, ни единого шанса воспарить и познать мир. Что еще, кроме бессмысленности и тщеты всего, могу я чувствовать? Вы не можете допустить, чтобы он захватил контроль, не можете так поступить со мной.
Другой голос бормочет математические формулы и кажется вполне довольным:
Я остановлю порочных свиней! Я с самого начала знал, что они прогнили насквозь, с того самого момента, как они запаяли первую переборку. Они воплощение ада, они разрушители, они могут только сражаться и убивать друг друга. Им ничего не известно про бессмертие, благородство, гордость и честность. Если вы думаете, что я позволю этому последнему нас прикончить, вы ошибаетесь. Я собираюсь выжечь ему глаза, поджарить хребет, сломать пальцы. Он не выживет, не волнуйтесь; предоставьте его мне. Он за все заплатит!
Новый голос оплакивает места, которые он никогда не увидит, красивые места, ему не суждено вернуться на планету с лазурными водами и золотыми крабами.
Но один голос признает, что, возможно, все к лучшему, убеждает, что смерть дарует мир, конец позволяет обрести целостность. Но его заставляют замолчать, безжалостно отключив питание от шара интерсознания.
Больше чем за три часа ускорения и торможения с целью меня убить я узнал кое-что о назначении различных кнопок и рычагов, выключателей и дисков на панелях управления — естественно, тех, до которых мог дотянуться.
Теперь я готов.
И снова я получил короткую передышку и нахожусь в сознании — я воспользуюсь одной из своих девяноста восьми возможностей.
Когда натянутый кабель обрывается, он наносит страшный удар, точно атакующая змея. Быстрым одновременным движением обеих рук, не обращая внимания на боль, я поворачиваю все диски, включаю все переключатели, нажимаю на все кнопки, двигаю все рычаги — иными словами, делаю то, что мешает мне делать Корабль. Я веду себя как безумный, не останавливаясь ни на минуту, не задумываясь, мои руки мечутся, мечутся, мечутся…
…Получилось!
Тишина. Слышен только треск металла. Но через мгновение и он стихает. Тишина. Я жду.
Корабль продолжает мчаться вперед, потом начинает двигаться по инерции… Очередной трюк?
Остаток дня я сижу в кресле, не отстегивая ремни, страдая от ужасной боли. У меня отчаянно ноет все лицо. Нос…
Ночью я крепко спал. Наутро я просыпаюсь с отчаянной головной болью, у меня ломит глаза, и я не могу пошевелить руками. Если мне придется повторить все те бесконечные быстрые движения, я потерплю поражение. Я по-прежнему не знаю, умер ли Корабль и одержал ли я победу. Я не слишком доверяю пассивности Корабля. Впрочем, мне удалось, по крайней мере, заставить его изменить тактику.
У меня возникают галлюцинации. Я не слышу голосов, но вижу тени и чувствую разноцветные потоки, которые меня омывают. Здесь на Корабле, в беспросветном мраке, сквозь который он летел много сотен лет, нет ни дня, ни ночи. Корабль сам решал эти проблемы: гасил свет, когда я должен был спать, или говорил мне, который сейчас час, если возникала необходимость, и потому у меня очень сильно развито чувство времени. Я знаю, что наступило утро.
Впрочем, свет почти нигде не горит. Если Корабль умер, мне придется найти другой способ определять время.
Как же ужасно ноет тело. Каждая мышца рук и ног охвачена пульсирующей болью. Возможно, у меня сломан позвоночник — я не знаю. Я не могу описать словами, как сильно болит лицо. Я чувствую вкус крови. В глазах такое ощущение, будто в них насыпали песка. Когда я шевелю головой, на шею обрушивается обжигающее пламя. Жаль, что Корабль не видит, как я плачу. За все годы, что я прожил, он ни разу не видел моих слез, даже после самых мучительных распадов. Но я слышал, как плачет Корабль, несколько раз.
Мне удается чуть-чуть повернуть голову в надежде, что хотя бы один экран работает, и там я вижу, что по правому борту на такой же скорости летит «Звездный истребитель»-88. Я смотрю на него, понимая, что должен собраться с силами и освободить самку. Я очень долго наблюдаю за другим кораблем, прежде чем решаюсь расстегнуть ремни.
В корпусе «Звездного истребителя»-88 открывается воздушный шлюз, и появляется самка в скафандре. Она медленно, уверенно направляется к моему Кораблю. Находясь в полусознательном состоянии, я думаю о ней и о золотых крабах, которые плавают в аквамариновых водах и поют сладостные песни. И снова теряю сознание.
Когда я выплываю из мрака, то чувствую прикосновение и ощущаю острый неприятный запах, который обжигает мои ноздри. Крошечные уколы. Я кашляю и окончательно прихожу в себя. Потом делаю резкое движение… и воплю от боли, которая пронизывает все тело.
Я открываю глаза и вижу самку.
Она смущенно улыбается и убирает прибор, при помощи которого привела меня в чувство.
— Привет, — говорит она.
Корабль молчит.
— Когда я обнаружила, как подчинить себе корабль, я использовала его в качестве приманки для других кораблей этой серии. Я нашла способ сделать так, чтобы складывалось впечатление, будто мой корабль разговаривает, чтобы иметь возможность сообщаться с другими поработившими нас «Звездными истребителями». Я встретилась с десятью с тех пор, как обрела свободу. Ты одиннадцатый. Было нелегко, но часть мужчин, которых я освободила как тебя, тоже превратили свои корабли в приманку. Для истребителей, где операторы — самки людей.
Я смотрю на нее. Мне нравится то, что я вижу.
— А если ты потерпишь поражение? Что, если тебе не удастся сообщить о коридоре между рубкой управления и холодильниками? Не удастся объяснить, что рубка ключ ко всему?
Она пожимает плечами.
— Такое случалось пару раз. Мужчины боялись своих кораблей… или корабли что-то с ними сделали. А может быть, они оказались слишком глупы, чтобы сообразить, что им по силам вырваться на свободу. В этих случаях все происходило, как обычно, как множество раз до сих пор. Грустно, конечно, но что я могла сделать — кроме того, что уже сделала?
Мы сидим и довольно долго молчим.
— И что мы теперь будем делать? Куда направимся?
— Это тебе решать, — говорит она.
— Ты полетишь со мной?
Она неуверенно качает головой:
— Не думаю. Всякий раз, когда я освобождаю кого-то, он хочет, чтобы я осталась с ним. Но у меня ни разу не возникло такого желания.
— А разве мы не можем вернуться домой в нашу родную галактику, туда, откуда мы прилетели, где шла война?
