Джон Уиндем - Том 4. Чокки. Паутина. Семена времени
— Новый этап? — предположил я. — У детей все какие-то этапы. Пока они через это перевалят, совсем измотаешься. Каждый этап плох на свой лад.
— Может, и так, — задумчиво сказала Мэри. — Только… У детей такого не бывает.
Удивившись ее интонации, я взглянул на нее. Она спросила:
— Разве ты не видишь, что мучает девочку?
Я тупо глядел на нее. Она объяснила:
— Самая обычная ревность. Хотя… для того, кто ревнует, ревность всегда необычна.
— Ревнует? — переспросил я.
— Да, ревнует.
— К кому же? К чему? Не понимаю!
— Чего ж тут не понять? К Чокки, ясное дело.
Я воззрился на нее:
— Какой бред! Чокки просто… ну, не знаю, кто он такой… то есть — она… оно… Его нет, просто нету.
— Что с того? Для Мэтью он есть — значит, есть и для Полли. Ты сам сказал, они всегда ладили. Полли восхищается Мэтью. Он все ей говорил, она ему помогала и очень этим гордилась. А теперь у него новый друг. Она не нужна. Как тут не взревнуешь?
Я растерялся.
— Вот теперь ты говоришь так, словно Чокки на самом деле есть.
Мэри взяла сигарету.
— Что значит — «есть»? Бесы и ведьмы есть для тех, кто в них верит. И Бог тоже. Для тех, кто живет верой, неважно, что есть, чего нет. Вот я и думаю — правы ли мы? Мы ему подыгрываем, он все больше верит, Чокки все больше есть… Теперь и для Полли он есть — она ведь к нему ревнует. Это уже не игра… Знаешь, мне это не нравится. Надо бы посоветоваться…
Я понял, что на сей раз она говорит серьезно.
— Ладно, — сказал я, — может быть… — Но тут раздался звонок.
Я открыл дверь и увидел человека, которого несомненно знал, но никак не мог припомнить. Я уж было подумал, что он связан с родительским комитетом, как тот представился сам.
— Здравствуйте, мистер Гор. Вы, наверное, меня не помните. Моя фамилия Тримбл, я преподаю математику вашему Мэтью.
Когда мы вошли в гостиную, Мэри его узнала.
— Здравствуйте, мистер Тримбл. Мэтью наверху, готовит уроки. Позвать его?
— Нет, миссис Гор. Я хотел видеть именно вас. Конечно, из-за него.
Я предложил гостю сесть и вынул бутылку виски. Он не возражал.
— Вы чем-то недовольны, да? — спросил я.
— Что вы, что вы! — поспешил заверить мистер Тримбл. — Совсем нет. Надеюсь, ничего, что я зашел? Я не по делу, скорей из любопытства. — Он снова помолчал, глядя то на меня, то на Мэри. — Это вы математик, да? — спросил он меня.
Я покачал головой:
— Не пошел дальше арифметики.
— Значит, вы, миссис Гор?
Теперь головой покачала она:
— Что вы, мистер Тримбл! Я и арифметики-то не знаю.
Тримбл удивился, даже как будто огорчился.
— Странно, — сказал он, — а я думал… Может, у вас есть такой родственник или друг?…
Головой покачали мы оба. Мистер Тримбл удивился еще больше.
— Странно… — повторил он. — Кто-нибудь ему да помогал… верней, подавал мысли… как бы тут выразиться… — он заторопился. — Я всей душой за новые мысли! Но, понимаете, две системы сразу — это скорей собьет ребенка, запутает… Скажу откровенно, ваш Мэтью не из вундеркиндов. До недавних пор он учился как все — ну, чуть лучше. А теперь… Как будто его кто подталкивает, дает материал, но слишком сложный… — Он снова помолчал и прибавил смущенно: — Для математического гения это бы ничего… он бы даже удовольствие получал… а для вашего Мэтью трудновато. Он сбивается, отстает.
— Я тоже буду с вами откровенным, — отвечал я. — Ничего не понимаю. Он что, рвется вперед, перепрыгивает через ступеньки?
— Нет, нет! Тут просто столкнулись разные системы. Ну, словно думаешь на двух языках сразу. Сперва я не понимал, в чем дело, а потом нашел обрывки черновика. Вот, взгляните.
Он склонился над бумагой и писал не меньше получаса. Мы явно разочаровали его, но кое-что я понял и перестал удивляться путанице в голове у Мэтью.
Тримбл касался недоступных мне областей математики, и я простился с ним не без облегчения. Однако нас тронуло, что он ради Мэтью тратит собственное время, и мы обещали разобраться в этой истории.
— Прямо не пойму, кто бы это мог быть, — сказала Мэри, когда мы вернулись в гостиную. — Вроде бы он мало кого видит…
— Наверное, у них в школе есть вундеркинд, — предположил я. — Заинтересовал его вещами, которые ему еще не осилить. Правда, я никого такого не припомню. Ну да ладно — попробую допекаться, в чем тут дело.
Я отложил это до субботы. Когда Мэри убрала со стола и увела Полли, мы с Мэтью вышли на веранду. Я вынул карандаш и нацарапал на полях газеты:
Д Н Д Д Н Н Д Д
— Что это? — спросил я.
— Сто семьдесят девять, — сказал Мэтью.
— А почему бы просто не написать 179?
Мэтью объяснил мне двоичную систему — примерно как Тримбл.
— Что же это, легче, по-твоему? — спросил я.
— Не всегда, — сказал Мэтью, — делить трудно.
— Зачем же идти кружным путем? Разве по-обычному не проще?
— Понимаешь, так ведет счет Чокки. Он не умеет по-нашему. Он говорит, очень глупо возиться с десятью дурацкими цифрами потому, что у нас десять пальцев на руке. Тут и двух пальцев хватит.
Я смотрел на бумажку и думал, как быть. Значит, Чокки… Мог бы и сам догадаться.
— Что ж, когда Чокки считает, он так и говорит Д и Н?
— Ну, вроде того… Не совсем… Это я их зову Д и Н — вместо «да» и «нет», чтоб легче было.
Я раздумывал, как справиться с новым вторжением Чокки; надо полагать, вид у меня был растерянный — и Мэтью снова стал терпеливо объяснять.
— Понимаешь, папа, сто — это ДДННДНН. Начинай справа. 1 — нет, 2 — нет, 4 — да, 8 — нет, 16 — нет, 32 — да, 64 — да. Сложи все Д, получишь сотню. Так все числа можно написать.
Я кивнул:
— Ясно, Мэтью. А теперь вот что скажи — как ты это узнал?
— Я же говорил, папа! Так Чокки считает.
Мне снова захотелось усомниться в существовании Чокки, но я рассудительно сказал:
— Ну а он откуда взял? Вычитал где-нибудь?
— Не знаю, папа. Кто-нибудь его научил, — неуверенно отвечал Мэтью.
Я вспомнил кое-какие математические загадки, которые задал мне Тримбл, выложил Мэтью и не удивился, что для Чокки и это — дело привычное.
Вдруг Мэтью как-то встряхнулся и пристально взглянул на меня.
— Папа, ты ведь не думаешь, что я сумасшедший?
Я смутился; мне казалось, что я сумел это скрыть.
— Ну что ты! Кто тебе это сказал?
— Колин.
— Ты не говорил ему про Чокки?
— Нет! Я никому не говорил, только тебе и маме… И Полли, — печально прибавил он.
— Молодец, — похвалил я его. — Я бы тоже никому не сказал. А что же Колин?
— Я его спросил, может, он слышал — есть люди, у которых внутри кто-то разговаривает? — серьезно объяснил Мэтью. — А он говорит, не слышал, и вообще это первый признак у сумасшедших. Этих, которые слушают голоса, сажают в сумасшедший дом или жгут, как Жанну д'Арк. Ну, я и хотел узнать…
