Андрей Дмитрук - Морская пена
- Совсем девочка... Неужели у тебя был такой взрослый сын?
Слезы навернулись на глаза Орианы впервые за два страшных дня.
Он встал и легонько взъерошил ее огненно-рыжую голову. А когда заплаканное лицо робко поднялось к нему, сказал стражнику:
- Нет, какая чувствительность, генерал! Она мне определенно пригодится.
- Дело твое, Священный, - ответил тот.
- Что ты умеешь делать, Ориана? Сиди, сиди...
- Шить рубашки, вышивать, готовить пищу, печь пироги, - радостно заторопилась она, решив, что бородатый хочет взять ее в дом.
- Я сильная, могу работать в саду, как мужчина. Обучена любви лучше, чем молоденькие!
- Нет, Ориана, меня интересует другое. Умеешь ли ты делать что-нибудь особенное?
Она только всхлипнула и опустила глаза.
- А это твоя работа? - нетерпеливо спросил он, поднося на ладони ажурную серебряную сережку.
- Моя, господин. Это я плела...
- Священный доволен? - хмуро спросил генерал, вставая.
- Ага! - кивнул бородач. - Это славно, что я к тебе зашел. - Он ткнул пальцем генерала в живот. - Ну, не стоит на меня обижаться. Отправить ко мне - все равно, что... В конце концов формальности нетрудно соблюсти. Если вам так уж нужна жертва, мало ли рыжих! Устройте публичный спектакль и успокойтесь.
А Ориана складывала свои вещи в сумку и недоумевала: почему пустая забава, умение плести побрякушки из серебряной нити, показалась господину важнее всех прочих ее способностей?
...На следующий вечер стадион Висячих Садов был полон. У Стены Очищения сбилось не менее пятисот рабов - вся дворня Мана Парсейи. Краснокожие, черные, белые обнаженные люди. Банщики, повара, садовники, горничные, носильщики, мальчишки-спинтрии. Все.
Зрителям была предоставлена возможность убивать самостоятельно. Одни стреляли или швыряли камни в толпу, другие выволакивали отдельного раба, гоняли по полю, тешились... Танит избрала старика-сторожа и долго жгла его паяльной лампой.
Затем радиорупоры объявили главный номер программы. Стражники облили нефтью и подожгли рыжеволосую женщину, убийцу своего хозяина.
IV
Вирайя мчал на большой скорости, следуя за красными огнями передней машины; в затылок ему упирались лучи замыкающей. Перед въездом на Храмовый мост разошлись половины бронированных ворот, салютовали часовые в зеркальных касках. Глубоко внизу лежал берег залива, отороченный грязной пеной. За мостом громоздился Храм. Он вырастал в небе ступенчатой горой.
Большинство горожан, удостоенных лишь предварительного посвящения, необходимого для получения рабов и пайка в распределителе, вообще не смели появляться на этом мосту. Вирайя, адепт малого посвящения и член Коллегии архитекторов, переходил мост не чаще двух-трех раз в году, чтобы получить наставления главы Коллегии. Храм управлял столицей. В нем пребывал невидимый для глаз смертных иерофант, наместник великого города.
Ребенком Вирайе посчастливилось попасть сюда на Столетний праздник когда столицу посетил Тот, кого мог видеть только иерофант. Запомнились глубокие, как канавы, каннелюры на чудовищных стволах колонн, насыщенный благовониями дымный полумрак, спертое дыхание толпы, зеленоватые блики гигантского диска в алтаре. Затем - вспышка ослепительного света, отец, падающий на колени вместе с тысячами людей, отцовская рука, прикрывающая глаза Вирайи. Наконец, когда сердце готово разорваться,- первые, многократно усиленные слова божества...
Передняя машина заиграла хвостовыми огнями, приказывая тормозить. Надвинулись, как утесы, два пилона, словно черный портал раскрыл руки для объятия. Вирайя остановил машину, вышел. Рослые, словно столбы, Вестники стали по обе стороны. Влажный океанский ветер вливался в устье каменных громад.
Подобно двери на хорошо смазанных петлях, повернулся в основании пилона мраморный блок. Архитектору отчаянно захотелось оглянуться на сияющий берег, до отказа наполнить легкие свежим соленым воздухом. Не посмел. Шагнул в темноту и пошел, вытянув перед собой руки. Когда блок вернулся на место, чуть вздрогнул пол под ногами. Потом поехал в сторону...
Цветные пятна множились, дробились, плясали в глазах Вирайи: мозг не выносил полной темноты. Пол, с лязгом наткнувшись на что-то, вдруг подался вверх так резко, что ноги согнулись в коленях... Долго ли он поднимался, Вирайя не мог определить. Но сознание уже отказывалось работать, а язык молиться.
Раскрылось внезапно звездное небо, и под его куполом предстала, словно паря среди светил, квадратная шахматная площадь - красные и белые плиты,окаймленная цепью алых огней... Пол-подъемник стал одной из красных плит. Желз Вестника легонько толкнул Вирайю в спину, посылая вперед.
Площадь, венчавшая Храм, служила подножием "черной стреле", небольшой летательной машине с телом поджарым и хищным, как у молодой науки, с золотыми дисками на треугольных плавниках. Архитектора подсадили в кабину, и Вестник за штурвалом, не оглядываясь, опустил стеклянный колпак.
Так вот оно что! Значит, его ждут не в столичном Храме? Значит... Вирайя призвал на помощь всю свою волю, чтобы не потерять рассудок от нового ужасного открытия.
На севере, там, где тучи, лежал Черный Остров.
Рабы посвящения не имели, для них не работал распределитель. Посвященные Внешнего Круга, вплоть до адептов высшего посвящения (каковыми были главы профессиональных коллегий), пожизненно пользовались строго определенными, соответствующими рангу яствами и домами, предметами роскоши и транспортными машинами. Внешний Круг, насчитывавший миллионы адептов, подчинялся немноголюдному Внутреннему, или Черному Ордену: Орден творил суд и расправу, владел энергией, флотом и ключами от распределителя. Это были адепты, знавшие все тайны Избранных.
Внутренний Круг подчинялся Черному Острову.
Никто не знает ни единого человека, побывавшего на Острове, и никто не смеет даже в мыслях перенестись туда, потому что Внутренний Круг может прочесть мысль и покарать за нее. Остров вершит судьбу Земли и всей Вселенной. Там - Ложа Бессмертных и обиталище земной ипостаси Единого, Диска, Никем ни рожденного. Там изготавливаются машины, мирные и военные, ткущие полотно и пашущие землю. Оттуда взлетают "черные стрелы", бороздящие небо надо всем миром, и выходят черные, украшенные крылатым диском корабли. Кроме обитателей Острова, никто не смеет под страхом смерти построить машину или электростанцию.
Преступно даже самое легкое сомнение в целесообразности воли Круга. Поэтому Вирайю мучил теперь только один вопрос: окажется ли он достойным неслыханной чести, сможет ли всеми своими силами, самой жизнью стать полезным священному Ордену? Его душа была выстроена, как у любого Избранного. Страшным грехом, за которым неизбежно последует кара, представлялась теперь вольная болтовня у Шаршу; сам же врач виделся проклятым и обреченным, живущим на свете лишь по великому милосердию Круга. Может быть, Священные ждут, чтобы грешник созрел и упал сам, как плод?..
