Джек Кейди - Пёс дороги
В большинство ночей призраки у стальных крестов не показываются, и уж тем более при луне. Их видно только, когда тьма кромешная, и лишь тогда, когда бары закрыты и перед тобой — одна дорога.
Ни о чем таком я не думал, просто шел за огоньками задних фар Джесси, которые казались широкими мазками в темноте. Чипс сидел рядом серьезный и грустный. Я почесал его за ухом, чтобы подбодрить, но он только лег и шмыгнул носом. Чипс — чувствительный пес. Он знал, что мне не по себе из-за той аварии.
Первый призрак замерцал на левой обочине. Это была дамочка, при том, судя по длинным белым волосам и длинному белому платью, довольно старая. Она то возникала, то пропадала, может, была и не призраком вовсе, а дорожной фата-морганой. Чипс был так угнетен, что ее даже не заметил. И Джесси не заметил тоже, раз не помигал мне фарами.
Еще десять миль все шло как обычно, а потом вдруг справа возникла целая орава. В свете фар рощица крестов сияла серебристо-белым. Призраки перетекали один в другой. Непонятно, сколько их было, но все они, очевидно, чего-то ждали. Они напоминали людей, выстроившихся ради групповой фотографии. Джесси никак не дал понять, что тоже их видел. Я сказал себе: мол, соберись. Последние две ночи мы мало спали, вечером до того крепко выпили. Мы отмотали почти две тысячи миль.
Увещевание как будто подействовало. Еще двадцать миль, может, тридцать — ничего. Ветер залетал в открытые окна «де сото», из радио неслась в основном статика. Я сбросил ботинки, потому что так легче не заснуть: пятки-то у всех чувствительные. Потом по правой обочине показался одинокий призрак — и началось.
Как можно смеяться, если ты мертв, для меня загадка. Этот призрак был высоким, с индейскими волосами, как у Джесси, и, клянусь, выглядел он, как Джесси, ну прямо вылитый. И к тому же развеселый. Он хлопал в ладоши и приплясывал. А после подал мне старый знак водил: «Гони!» Он танцевал, и его руки выписывали в воздухе круги. Свет фар прошел сквозь него: за ним на обочине встала высокая трава, а его ноги превратились в колонны тумана. Но он все равно плясал.
Это не был обман зрения. Это была самая настоящая галлюцинация. Ночное шоссе заполнялось фантомами. Когда случаются такие страшные штуки, пора съезжать на обочину.
Только вот я не мог. Что если я съеду, а это не галлюцинация? Помню, как думал, что мало кто любит проповедников — пока не прижмет. Мне казалось, мы с Джесси несемся через «Книгу откровений». Сбросив скорость, я поморгал фарами. Джесси не среагировал, потом с Чипсом стало твориться что-то странное.
Он не лаял, нет, он пищал. Встал на переднем сиденье, глядя в заднее окно, и лапы у него дрожали. Он трясся, пищал, трясся и… «Ииии… Иииии…ииии…» Фары за нами быстро приближались.
Меня сотню раз нагоняли среди ночи лихачи, которые смерти в кювете ищут. Свет фар разрезал туман, дымку или темноту, когда никому не следовало бы идти больше сорока. Случалось, меня обходили пьяницы и самоубийцы. Но ни одни фары ни разу не приближались так быстро, как те, что начали сейчас подмигивать в зеркальце заднего вида. Трасса-2 скоростная, но это же не солончаки Юты. Сумасшедший за мной пытался установить новый рекорд в гонках по шоссе.
Никогда не связывайся с идиотом. Я дал по тормозам и покатил по инерции, мигая — мол, ухожу на обочину. Пусть себе гонщик едет. К чему мне его неприятности? А вот Джесси все гнал. Казалось, он вообще фар не видит. Чипс пищал, потом скатился с сиденья на пол и по-собачьи заплакал.
Минуты полторы я боялся смерти. На секунду мне показалось, что я уже умер. Ветер бил «де сото» в бок. Ветер завывал, как это бывает только зимой. Фары пронеслись мимо… И в свете собственных фар я увидел… изгиб «хадсонова» крыла! Да будь ты миллион лет мертв, такой изгиб все равно узнаешь. Увидел наклонные маленькие, прищуренные задние фары «хадсона», его наклонную дверную стойку. Увидел раздробленное отражение «де сото» в треснувшем стекле со стороны водителя. Услышал рев восьмицилиндрового и грохот вихляющего коленчатого вала. Мимо меня пронесся покатый силуэт Мисс Молли. Из выхлопной трубы летели искры, Мисс Молли выла, как ракета.
Чипс был не единственный, кто завопил. Мой собственный голос вторил вою Мисс Молли, — но Джесси гнал в трех-четырех милях впереди. Не прошло и двух минут, как Мисс Молли обошла «линкольн» с легкостью, словно колеса ему залили в бетон. Искры летели, как фейерверк четвертого июля, и рядом с ними поблекли фары Джесси. «Линк» покачнулся, когда Джесси взял к обочине. Ветер кувалдой бил в мой «де сото».
Прищуренные фары танцевали вдали на шоссе, а после мигнули и исчезли, когда Мисс Молли перевалила за холм или пропала. Ночь стала чернее черного. Из ниоткуда налетело облако и скрыло луну.
В свете моих передних фар танцевал призрак. Готов поклясться, это был Джесси. Он смеялся, точно хорошей шутке, но подал старый дорожный знак, мол, «притормози» — ладонью вниз, точно поглаживал невидимого щенка. Совет я счел здравым: черт меня побери, этот тип мне почти нравился. После Мисс Молли веселый призрак казался прямо-таки приятной компанией.
— Хрень адова, — сказал Джесси, когда я, остановившись за «линком», подошел к дверце, но в следующие пять минут ни слова больше не промолвил.
Старый пес Картошка распростерся на сиденье, а Джесси растирал ему уши, стараясь привести в чувство. Вид у Джесси был, как у человека, только что встретившего Иисуса. Его рука нежно гладила уши Картошки, в голосе звучало благоговение. Просветление Брата Джесси долго не продлилось, но в тот момент было прекрасным. В его глазах сиял огонь спасения, и худые плечи даже не вздрагивали.
— Сейчас бы сигару, — наконец пробормотал он и моргнул. Он никогда не плакал, если был другой выход. — Она что-то пытается мне сказать, — прошептал он. — Давай найдем бар. Мисс Молли — на небесах для машин, уж ты мне поверь.
Мы тронулись, нашли бар и припарковались. Выпили пива и поспали на задних сиденьях. Ни одному из нас не хотелось возвращаться на трассу.
Проснувшись жарким и ясным утром, мы обнаружили, что Картошка поседел. Пса это как будто не беспокоило, но до конца жизни он оставался каким-то задумчивым.
— Прямо-таки картофельное пюре, — скупо прокомментировал Джесси.
Домой мы тащились, будто две клячи. Мимо свистели «настоящие мужики», ругались на нашу старушечью скорость. Мы решили, что пусть себе злятся, позлятся и охолонут. К двум пополудни мы добрались до фургончика Джесси.
Тут все разворачивались очень быстро. Стоило Джесси припарковаться возле фургончика, как из «линкольна» выпала ходовая. Правая сторона с грохотом рухнула, правая шина села. Джесси побелел еще сильнее меня, а во мне не было ни кровинки. Он гнал на скорости больше ста миль. Каким-то образом, лазая под днищем, мы что-то пропустили. Плечи и ноги у меня так тряслись, что я не сразу выполз из «де сото». Чипс повел себя вежливо. Просто тявкал от счастья, что вернулся домой, но не прошелся по моим коленям, когда мы вылезали.
