Александр Мирер - Остров «Мадагаскар»
— Заправочная, здесь командир «Мадагаскара», — говорил Уим. — Где танкер, будьте любезны ответить?
Его голос и лицо были так же безупречно вежливы, как и слова, с которыми он обращался к Заправочной базе, должно быть, изрядно ему надоевшей. Он всегда таков. Понимает ли он, что его безупречность обернулась скверной стороной, педантизмом, спутником любой безупречности?.. Заправочная загудела низким контральто: «Дорогой Грант, ваш внеочередной запрос поступил всего два часа назад, мы здесь не волшебники!» А, блондинка-англичанка, диспетчер, узнал Хайдаров. Как ее зовут? Грейс? Айрин? Что-то классическое, с буквой «р»… Она права, вот что интересно! Не Грант Уим, а юная Айрин с Заправочной. Они не волшебники и они не виноваты в том, что Уим подвесил на орбите семьдесят человек и требует внеочередной танкер, требует срочно, и правильно делает. Космос беспечности не прощает. В космосе нельзя жить на неприкосновенном запасе, а после рейса на «Мадагаскаре» Остался только эн-зе рабочего тела и, не дай бог, кислорода.
— … Дорогой Грант, мы стараемся, — сказала Айрин.
— Благодарю. Ждем, — сказал Уим и устало улыбнулся Хайдарову. — Простите меня, куратор. Итак, мы в вашем распоряжении. Прошу вас, задавайте вопросы, какие считаете нужными.
— Спасибо, командир. Начнем. Доктор Бутенко. Оккам меня информировал, но я хочу знать ваше мнение. Смерть наступила до или после закрытия последнего люка?
— До, — сказал Бутенко.
— А, вы тоже так считаете… Признаки смерти были явными?
— Нет, — сказал Бутенко. Он высоко держал седую голову, в его позе по прежнему было что-то кавалерийское. — Нет, — повторил он.
— Поясните, если можно..
Врач, наконец, повернул голову и посмотрел на Хайдарова.
— Можно. Я, специалист, не сразу установил. Был разрыв артерии. Сердце еще билось. Мозг был обескровлен, но сердце работало.
— Удастся его оживить?
Врач сжал губы, встал и несколько секунд смотрел поверх голов, на ходовой экран, высвеченный Млечным путем.
— Вряд ли. Замораживали поздно, долго. Шансы плохи, куратор.
Шан-сы-пло-хи-шан-сы-пло-хи, отстукивал хлопотливый насос во втором уровне, и Хайдаров увидел внутренним зрением громадный ледяной ящик и ледяные очертания Шерны в глубине, и глухо постукивающее искусственное сердце на особом столике: и тесный строй хирургов-реаниматоров, стоящих наготове, с традиционно поднятыми руками, вокруг ящика. Да. сейчас, наверно, с ним уже работают. Шан-сы-пло-хи. Не надо думать об этом. Надо работать. Они — свое, мы здесь — свое.
— Да. Если признаки не были явными, то проступок налицо, — заговорил он. — Раненого бросили в аварийном отсеке, таковы объективные факты… Вот что, коллеги… — он нарочно говорил медленно. Чуть запинаясь, чтобы в его словах не мерещилось такого, чему мерещиться не следует. — Вот что. Сейчас я работал с компьютером, три минуты назад. Делал проверку на мой взгляд ненужную, но формально необходимую. Так вот, члены команды решительно исключены из числа подозреваемых. Решительно… Это первое. Дальше… Почему бы нам не десантировать пассажиров? Попросим их оставаться в поле зрения Межплатранса, проведем расследование…
Замедленность речи позволяла ему наблюдать, за всеми — переводить глаза с одного на другого. Когда он сказал, что экипаж вне подозрения, никто и бровью не повел. Гордецы, гордецы; подумал Хайдаров. А ведь кто-то из них голосовал против расследования на месте… Албакай, наверняка — Бутенко… И еще он подумал, что обе стороны, он и экипаж, заранее знают очередную реплику, словно говорят по готовому сценарию. И ему, как всегда, захотелось перепрыгнуть через формальный диалог людей, принадлежащих к одной группе,-договориться сразу, немедленно. Но — «размерен распорядок действий, и определен конец пути»… Каждый, и он тоже, обязан проиграть свою роль, и в том почерпнуть удовлетворение. Забавно, что он тоже…
Куратору Хайдарову отвечал корабельный куратор, Марсель Жермен:
— Дорогой Никола. Вино уже налито, не правда ли? О расследовании на Земле мм, как ты можешь догадаться, уже говорили. Мы его отвергли. По техническим и этическим причинам. Технически трудно будет обследовать пассажиров на Земле. Значительная часть пассажиров следует транзитом дальше. На Джуп, к примеру. Двое идут ловить астероиды… Ты же понимаешь, экспедицию на Юпитер не откладывают. Вот что еще важней: перенеся следствие на Землю, мы подвергнем пассажиров бесчестию подозрения. Себя — бесчестию некомпетентности. Упустили. Не сумели справиться. Экипаж на это не согласится.
Хайдаров кивнул.
— Не согласитесь, значит не согласитесь. Подумаем, как ускорить расследование. Почему бы не спросить у пассажиров прямо — кто был в кают-компании?
Тогда заговорил командир.
— Пассажирская инструкция предписывает пассажирам сообщать экипажу о каждом происшествии, причем сомнение должно толковаться, как наличие факта происшествия.
Не удивлюсь, если он держит в голове оба тома «Корабельного свода», подумал Хайдаров.
— Здесь нет аутсайдеров, — продолжал Уим. — Здесь космический персонал. Знание правил и традиций, навыки. чувство локтя у моих пассажиров — неизмеримо выше, чем у тех людей, для которых составлен катехизис. Пассажирская инструкция. — Он сделал острое, внезапное движение всем корпусом, — Куратор! Я не мог оскорбить шестьдесят своих коллег-подозрением в бесчестии и предательстве. — Он вытянул руку. — У меня язык бы не повернулся.
— Шестьдесят и не требуется, —флегматично возразил Хайдаров. — Субъект, о котором идет речь, вернулся в каюту через нижний люк. Следовательно, его каюта в четвертом ярусе? Ведь путь дальше вниз — люк между четвертым и пятым — был уже перекрыт, не так ли?
Сверху ответил Албакай.
— Перекрыт.
— А сколько кают в четвертом?
— Пятнадцать, — сказал Бутенко.
— Из шестидесяти пяти, — сказал Хайдаров. — Конечно, от вашего внимания не ускользнула еще одна деталь. В момент аварии вне своих кают находились пять пассажиров. Номера… Тридцать четвертый — Линк, тридцать седьмой — Гльданский, сорок первый — Томас, сорок второй — Стоник. Все из четвертого яруса. Я не ошибаюсь?
— Так есть, — сказал Бутенко. — Ярус содержит каюты с тридцать четвертой по сорок восьмую включительно.
— Пятый, Савельев, — из первого яруса, — сказал Хайдаров. — Он будто бы вне подозрении, однако… Что скажет экипаж, если я предложу для начала вызвать этих пятерых пассажиров? — и он посмотрел на всех по очереди.
Уим хмуро улыбнулся — сверкнули зубы, нос еще сильней приплюснулся, но глаза глядели пристально-печально. Краснов и Жермен кивнули. Бутенко проговорил: «Так можно…» Такэда, глядя в пол, сказал: «Делать нечего. Ты — специалист, куратор». Албакай почти демонстративно отвернулся от экрана.
