Игорь Волознев - Метагалактика 1995 № 1
— Разыгрываем голову, — деловито сказал он. — Кому нужна новая голова?
— Мне! Мне! Я не менял свою семьдесят лет, с нее слезает кожа.
— А я свою — все сто пятьдесят! В ней не осталось ни одного зуба и ввалился нос, как у мертвеца!..
— К чему эти вопросы, Килькель? — рявкнул Руди. — Новая голова нужна пятерым из нас. Бросай скорее кости!
Шатаясь и постанывая, в дом вполз Шютц. Его тело в нижней части было уродливо раздуто — все-таки жена Ганса была женщиной весьма дородной. При маленькой голове, узкой впалой груди и тонких ручках, полный живот и бедра делали Шютца похожим на какого-то чудовищного карлика. Его слабые ножки подогнулись, когда он встал на них, и еле удержали пухлый живот.
— А вот и Шютц, любитель выпивки! — завопил Зиберт, заслышав его шаги. — Пощупайте его, каким он стал аппетитным, каким сочным и мягким!
— И впрямь! — заржал Гюнт, хватая Шютца волосатой ручищей остенвальдского бочара. — Слушай, Шютц, а ты, случаем, не беременный?
Его шутка была встречена взрывом хохота. Рука Гюнта проникла между толстыми женскими бедрами и нащупал волосатую ложбинку, от прикосновения к которой лицо Гюнта расплылось в ухмылке.
— Снимай лохмотья, сестричка, — проревел он. — Может, хоть на что-то ты сгодишься…
— Начинай, Гюнт, — пуская от вожделения слюну, прохрипел Зиберт. — А я после тебя!
Ганс, силясь понять, что происходит, смотрел, как один слепец сдирает с другого тряпье, обнажая его толстый зад. Когда тряпье было сброшено, оголились женские ягодицы и живот. Темнели две бородавки на дебелом животе, которые Ганс тотчас узнал.
— Лизхен! — провопил он исступленно. — Лизхен! Лизхен!..
Он повторял это имя, глядя, как один из слепцов достает из своего гульфика весьма внушительных размеров член, принадлежавший то ли остенвальдскому бочару, то ли несчастному Цвиглеру, и, наклоняясь над другим слепцом, шире раздвигает его толстые бедра…
— Лизхен, Лизхен, — твердил, как заведенный, Ганс.
Гюнт повалил Шютца на пол, налег на него. Слепцы столпились вокруг, с жадным любопытством тянули руки, пальцами ощупывая влажное влагалище Шютца и твердый, замаслившийся член Понта. Гюнт неспешно, со смачным кряком ввел его в сладостную расселину и задвигался всем телом…
— Кончил? Нет еще? — Зиберт чутко прислушивался к его участившемуся дыханию. — Ну, хватит с тебя, дай другим…
— А-а-а-а… — сдавленно закричал наконец Гюнт, судорожно задергался, выплескивая сперму. Потом отвалился от Шютца и, отдуваясь, растянулся рядом на полу.
Его место на бывшем животе хозяйки занял Зиберт.
Первым делом он закатил хнычущему Шютцу оплеуху.
— Вот тебе в довесок! — прорычал он. — На всю жизнь запомнишь тот стаканчик, который отшиб у тебя память… Ну, шире ноги, фройляйн Шютц!
Ганс свалился с лавки. Он извивался и выл диким голосом, пока кто-то из слепцов, нащупав его рот, не заткнул его кляпом из гнилого тряпья.
— Мы развлекаемся, забыв о деле, — раздался над ухом Ганса шамкающий голос. — А между тем уже рассвело. Николаус, твоя очередь бросать кости. Разыгрываем правую руку!
На голову Гансу накинули тряпку и он уже не мог видеть того, что творилось в доме. Но даже если бы и видел, то вряд ли понял помутившимся умом всю жуть и ужас происходящего. Он лишь мычал, тряс головой и силился вытолкнуть языком кляп.
Внезапно слепцы притихли, навострив слух.
К дому приближались три крестьянина из соседней деревни, нанятых Гансом для ремонта хлева. Работники, по уговору с хозяином, являлись каждое утро.
— Что-то не выходит встречать нас хозяйка, — слышался громкий голос одного из них. — Спит она, что ли? И чья это лошадь у крыльца?
— Хозяин точно спит, — отозвался другой. — Не выспался после вчерашней ярмарки!
— Даже печь не затопили — вон труба не дымит, — говорил третий. — Значит, не поесть нам сегодня свежего хлебушка…
Страшные слепцы ринулись к двери, толкая друг друга.
— Стойте! — зашептал Килькель. — Неужели мы так и бросим так это здоровое, сильное тело?
— Надо сматываться отсюда, и как можно скорее, — огрызнулся Гюнт. — Ты получил сегодня новую ногу?
— Получил.
— Ну и хватит с тебя.
— Но мне еще нужны новые голова, грудь и левая рука!
— А сгореть живьем на костре ты не хочешь? Спасайся, пока голоса еще далеко…
— Может быть, Килькель прав? — поддержал товарища Николаус. — Ведь теперь не скоро нам представится возможность убить человека и произнести над трупом заклинание. Магические формулы действуют только при молодой луне и при особом расположении звезд, а такое сочетание бывает далеко не каждый год…
— Даже не каждые десять лет… — простонал Шютц, выбегая из дома последним. — Кто скажет, сколько еще мне придется обходиться гнилой культей вместо руки?..
— А мне — грудью, на которой свалялась кожа и из прорех торчат голые ребра! — подхватил Андреас.
— Тише вы, Черт бы вас всех побрал! — зашипел на них Зиберт. — Молитесь сатане, чтоб нас не заметили!
Он шагал впереди, ведя всю ватагу к тропе, скрытую под ветвями раскидистых дубов. Его палка быстро и ловко ощупывала дорогу. За его пояс цеплялся Гюнт, который на этот раз не стучал колотушкой, предупреждая встречных о том, что идут слепцы. За Гюнтом хромал Килькель. Руди, очень довольный своей новой левой рукой, впился ею в плечо бредущего впереди Николауса. За Руди шел Андреас. Замыкал шествие широкозадый неуклюжий Шютц, постанывающий и поеживающийся.
Слепцы скрылись за деревьями в тот момент, когда на противоположной стороне поляны показались три молодых работника.
Беззаботно посвистывая, молодцы распахнули калитку и вошли во двор. Тут им сразу бросилось в глаза мертвое тело, в котором они узнали задушенную, с посинелым лицом хозяйку дома.
Вглядевшись в труп, они побледнели: тело было раздето догола, и там, где должен был находиться дородный женский живот и бедра, желтел худой, иссохшийся, исполосованный застарелыми язвами живот, производивший страшное, чудовищное впечатление именно своей жуткой несовместимостью с остальным телом. Но особенно поражали дряблые мужские органы, висящие между худыми бедрами хозяйки!
Работники попятились, не сводя с уродливого трупа глаз. Не смея приблизиться к мертвецу, они двинулись вдоль забора и, дрожа от страха, вошли в дом. В дверях они остановились, пораженные еще больше. На полу лежал безголовый труп, словно составленный из частей других трупов: ноги и руки его высохли, кожа растрескалась, в гнойных ранах на животе чернели выступающие кишки, над которыми с жужжанием кружились большие жирные мухи. Труп не мог принадлежать простому смертному, мертвец казался ужасным выходцем из преисподней, страшным порождением Сил Тьмы, явно посетивших нынешней ночью этот уединенный дом.
