Татьяна Грай - Гетто для ангелов
– Думаю, недолго, – сказал он. – Триста восемьдесят два выстрела из орудий. По нашим данным, количество снарядов должно быть обычным, генерал не счел нужным усиливать артиллерийскую подготовку. Значит, осталось всего-ничего, сто восемнадцать выстрелов.
– Скорее бы уже эти оболтусы отстрелялись да подошли поближе, – сказал сосед слева. – Надоело здесь торчать. Дел много.
Ласс рассмеялся.
– Терпи, друг, терпи. Скоро подойдут… загонщики, чтоб им пусто было.
Хинкап осторожно отошел от цепи отшельников и вернулся в поселок. Он прошел медленно по главной улице, вернулся к центру, постоял, размышляя. «Мы умеем защищаться», – так сказала ему Сойта. Да, похоже, действительно умеют, еще как умеют. Но в чем, собственно, состоит это умение? Хинкапу не раз приходилось слышать о людях, владеющих техникой телекинеза, но никогда он не сталкивался с такими людьми. А эти, живущие в лесу отшельники, могут останавливать снаряд, летящий к их деревне… и при этом выглядят так, словно вышли в лес отдохнуть… и, значит, никакой опасности для него, Хинкапа, не было. Но почему-то Сойта не захотела, чтобы гость узнал о силе хозяев.
Хинкап направился к дому Сойты. Поднялся на крыльцо, продолжая обдумывать увиденное. Стрельба вокруг деревни продолжалась. Орудия теперь бухали реже, но автоматные очереди не прекращались. Войдя в прихожую, Хинкап услышал негромкие голоса в столовой, и ему показалось, что кто-то произнес его имя. Хинкап на цыпочках подошел к двери. Да, там действительно говорили о нем, – и так, что почтальон без всяких сомнений стал подслушивать.
Говорили Сойта и двое мужчин.
– …не понимаю, в чем тут дело, – в голосе Сойты ощущался такой холод, что Хинкапа передернуло. – Я с трудом улавливаю, когда он просыпается. Я не знаю, где он находится, чем занят, – и это несмотря на то, что я постоянно держу настройку. Он для меня временами как бы не существует. Боюсь, что именно здесь и проявляется различие между людьми нашего и его миров. И такое различие весьма осложняет мою задачу.
– А ты не пробовала… – мягкий баритон произнес непонятный Хинкапу термин.
– Пробовала, – ответила Сойта. – Не помогает. И еще вот что меня беспокоит. Скоро зацветет вертас. Когда этот человек попал к нам, как вы помните, сезонное цветение заканчивалось. Полгода прошло, скоро опять, появятся цветы. Вы знаете, как действует на него пыльца вертаса. Нужно что-то предпринимать, и как можно скорее. Что у Ласса?
– У Ласса все в порядке, – ответил второй собеседник Сойты, и Хинкап узнал голос Дорея. – Уверяет, что работы осталось дней на десять-двенадцать, не больше. Полагаю, что за такой короткий срок ничего особенного случиться не может.
– Да, – согласилась Сойта. – И все же… Да еще эта облава не ко времени.
– Стрелять скоро перестанут, – сказал Дорей. – Не пора ли нам идти?
– Пожалуй, – сказал обладатель баритона.
Хинкап, затаив дыхание, выбрался из дома. Спрятался за углом, чтобы его не могли увидеть выходящие. Почти сразу же вслед за Хинкапом вышла Сойта, за ней двое мужчин. Хинкап не знал второго, шедшего рядом с Дореем, и, несмотря на тревогу, удивился этому обстоятельству – лесное поселение невелико, и за полгода Хинкап познакомился со всеми его жителями, но этого человека он видел впервые.
Когда Сойта и ее спутники удалились, Хинкап вернулся в дом. Вошел в столовую, осмотрел ее – все как обычно… впрочем, что он ожидал увидеть, он и сам не знал. Просто ему казалось, что мир изменился, вывернулся наизнанку, и он подсознательно ждал отражения своих сумбурных чувств в вещах. Но вещи стояли по-прежнему, каждая на своем месте. Хинкап выглянул в окно. Отсветы огня на деревьях, домах… даже рваные облака, несущиеся над лесом, казалось, отражали огненные всплески. Бледнеющие звезды, выглядывая в бесформенные дыры, словно насмехались над глупым почтальоном. Хинкап сжал зубы, чтобы не закричать от бешенства. До чего же он доверчив, болван! Вокруг него идет какая-то возня, затевается черт-те что, дворцовые интриги, тайны какого-то там двора… а он разомлел, раскис – как же, Сойта! Черт побери! В ушах Хинкапа продолжал звучать голос Сойты, холодный и равнодушный, – она говорила о госте так, словно он представлял для нее чисто научный, теоретический интерес, словно она не улыбалась ему по утрам, подавая завтрак, словно…
– Идиот!.. – Хинкапа прорвало, он рявкнул это словечко во весь голос. И от громкого звука в покое уютной комнаты окончательно пришел в себя. Что делать? Отсиживаться на катере, уйти туда сейчас, сию минуту? Но сейчас нельзя выйти из поселка, он окружен… кем? Почему он, Хинкап, до сих пор не задумался над тем, что, собственно, здесь происходит? Правда, Сойта говорила, что горожане стремятся уничтожить лесные поселения потому, что ненавидят ум и мысль… но вряд ли такая ненависть заставит тащить в лес орудия. Теперь Хинкап сомневался в правдивости слов Сойты. Он вспомнил все
– и разговор, услышанный ранним утром в лесу, и таинственные отлучки Сойты, и… тут Хинкапа будто обухом по голове шарахнуло. Видения! Его видения, когда ему казалось, что вместо Сойты перед ним – дряхлая старуха… и вместо девочки тоже. Кстати, он ни разу больше не видел эту девочку. И вообще не видел в поселке детей. Почему? Хинкапа пробрал мороз. Нет, ребята, подумал он, здесь что-то нечисто. И, пожалуй, не стоит отсиживаться в катере. Все равно без него катер не улетит – пусковой ключ висит у Хинкапа на шее на тонкой цепочке. Пусть возятся, пусть изучают машину. Что им нужно? Действительно хотят смыться с Алитолы, как уверяла Сойта? Или рассчитывают на то, что знание земной техники поможет им одолеть городских? «Ладно, – подумал Хинкап. – Разберемся».
Он спустился в подземное убежище и до позднего вечера, расположившись со всеми удобствами, размышлял о происходящем. Но как он ни прикидывал – все равно выходило, что Сойта обманывает его, скрывая истинное положение вещей. Беспокоило Хинкапа и упоминание о цветении вертаса, пыльца которого, по словам Сойты, действовала на гостя каким-то необычным образом. То есть Хинкап знал, каким именно, – он видит старух вместо молодых женщин… но почему это тревожит Сойту? В чем тут дело? Еще одна закавыка.
Но вот наконец открылась дверь, ведущая в укрытие, и почтальон услышал голос хозяйки дома:
– Хинкап! Выходите, теперь можно.
Сол Хинкап поднялся наверх. Ласковая улыбка Сойты просияла, как обычно, навстречу ему. И почтальон вновь подумал, что такая женщина не может творить зло, – невозможно поверить, чтобы Сойта была способна на что-либо плохое. Кажется, он все-таки неверно понимает происходящее. И немудрено, подумал Хинкап; ведь он ничего толком не знает о местной жизни, вот и запутался.
