Джек Уильямсон - Легион Времени. (Сборник)
Конфликтующих возможных Вселенных!
Эти слова буквально потрясли Ланнинга. Вот он — проблеск света в окружающей тьме. Похоже, он нашел, кому исповедаться. Дружище Уил — единственный человек, который сможет понять его, сможет объяснить, видел он Зорану и Летони на самом деле или их визиты — лишь плод больного воображения.
Не откладывая дела в долгий ящик, Ланнинг взялся за перо и написал обо всем Маклану. В конце концов, несмотря на задержки военной цензуры, он все-таки получил из Америки ответ — собственное письмо с пометкой: «Адресат выбыл». В ответ на его запрос университетское начальство проинформировало Ланнинга, что Маклан отказался от должности, чтобы без помех заняться самостоятельными исследованиями. Адреса он не оставил.
Ланнинг вновь остался один в темноте коридора времени, и фонарь его продолжал выхватывать из тьмы одни только военные сцены. Так продолжалось до тридцать седьмого года, когда Jiao Меньшан отыскал друга в Лозанне.
Телеграмма пришла, когда Ланнинг оправлялся после ранения и писал очередную книгу. В колене у него прочно засел осколок немецкого снаряда — память о войне в Испании.
Новая книга представляла собой философское исследование тенденций современного мира. Ланнинг считал, что совокупное влияние добра и зла должно, в зависимости от преобладания одного из этих компонентов, либо повести мир по пути технического прогресса, либо отбросить его назад, к дикости и невежеству средневековья.
«Денни! — гласила телеграмма. — Мой старый амери-. канский друг! Ты снова нужен человечеству. Прилетишь к нам в Китай?»
Ланнинг всегда был человеком действия. Сражения давно уже стали для него единственным эффективным средством от тяжелых мыслей. А газеты в последние дни только и писали, что о разорванных бомбами женщинах и детях. У Ланнинга кровь стыла в жилах от этих статей. Поэтому он отложил до лучших времен книгу о вечных проблемах, махнул рукой на свое больное колено и улетел в Каир, откуда уходили самые быстрые пароходы на Восток.
Глава четвертая. Корабль мертвецов
Крылатая смерть снова воцарилась в воздухе. По всему городу выли сирены, предупреждая о «пей чи» — «летучих машинах». Перепуганный Шанхай погрузился во тьму, но там и сям уже расцветали яркие цветы разрывов. А на севере города, в Чапей, и на востоке, в доках Вангпу, падали первые японские бомбы.
Припадая на негнущуюся ногу, превращенную немецким снарядом в своеобразный барометр (всякий раз при перемене погоды колено начинало болеть), Ланнинг спешил через летное поле к шеренге древних самолетов. Аэродром находился к югу от города, в местечке под названием Люнгва. Ночной холод разогнал последние остатки сна, и Ланнинг только поеживался, прислушиваясь к перестрелке в небе.
Лао Меньшан уже стоял у машины, меланхолически покручивая на запястье наручные часы. В их экипаже он был стрелком. Увидев друга, Шан крикнул сквозь шум моторов:
— Наши командиры слишком самонадеянны. Мои часы остановились, когда упала первая бомба. Очень плохое предзнаменование.
Старательный английский лишь усиливал серьезность его тона. Ланнинг, как и все пилоты, никогда не смеялся над чужими предчувствиями. Но на этот раз он улыбнулся:
— А знаешь, Шан, что древний воин Иисус Навин остановил солнце и удерживал на месте, пока его армия не победила? Чем не предзнаменование? Пойдем!
Китаец натянул шлем и пожал плечами:
— Я думаю, мы просто не вернемся из этой битвы. Что ж, раз мне суждено умереть за свободу Китая...
Не закончив фразы, он вскарабкался в кабину на место стрелка.
Ланнинг проверил приборы, дал сигнал наземной команде и включил мотор. Старая, испытанная временем машина взмыла в ночное небо, где уже слышались звуки боя. К сожалению, большую часть их истребителей японцы разбомбили еще вчера, прямо на аэродроме. Ланнинг невесело усмехнулся — это казалось ему куда худшим предзнаменованием, чем остановившиеся часы Шана.
На севере под покровом ночи лежал обезумевший от страха город. По улицам носились тяжелые грузовики с солдатами и прицепленными позади пушками. Зенитки палили наугад и по большей части безрезультатно. Белые лучи прожекторов тщетно обшаривали испещренное облачками разрывов небо.
Самолет по спирали набирал высоту. Ланнинг вздрогнул, заметив внизу яркую вспышку разрыва. Мысленно он видел обрушивающиеся здания прекрасного современного города, слышал стоны и крики о помощи, чувствовал удушливый запах горящей плоти... Серые глаза Ланнинга полыхнули огнем, худощавое тело напряглось. Он нажал на гашетку и, не целясь, выпустил в воздух короткую очередь.
Они были уже на уровне облаков, когда луч прожектора выхватил из темноты силуэт вражеского бомбардировщика. Вокруг него то и дело распускались белые облачка разрывов. Ланнинг послал свой древний самолетик в пике. Шан улыбнулся и приветливо помахал ему рукой. Застучали пулеметы. Вражеский самолет рванулся в сторону, сверкая красными вспышками ответных выстрелов. Ланнинг прицелился, выстрелил. Бомбардировщик полетел вниз, волоча за собой шлейф черного дыма.
Один...
Ланнинг принялся осторожно сбрасывать скорость — старенький самолетик не был приспособлен для таких нагрузок. И тут луч прожектора упал прямо на него, а на крыльях появились россыпи зловещих черных дырочек. В лицо Ланнингу брызнули стекла разбитых приборов. Одна рука безжизненно повисла.
Предательский белый луч убежал в сторону, но было уже поздно. В ноздри ударил запах бензина, хвост самолета охватило яркое пламя. Ланнинг развернулся в кресле и увидел, как из-за туч, продолжая стрелять, вынырнул еще один вражеский бомбардировщик.
А потом он увидел залитое кровью лицо Шана и понял, что им уже не выкарабкаться. Но Шан был еще жив. Китаец усмехнулся, помахал окровавленной рукой, и Ланнинг решил попробовать сделать «иммельман». Старенькая машина заскрипела, но выдержала. Враг попался в свою собственную ловушку.
Еще один удар, и Ланнинг перестал чувствовать правую ногу. Горящий самолет упрямо несся навстречу огромному бомбардировщику, поливая его пулеметным огнем. Противник нырнул вниз, но Ланнинг держался за ним вплотную. Наконец вражеский самолет тоже загорелся.
Два...
Взрыв отшвырнул голову Ланнинга назад. Осколками его не задело, но в лицо Попали брызги горящего масла. Мотор заглох, и в наступившей тишине слышен был лишь рев пламени. Ланнинг обернулся посмотреть, как там Шан. Окровавленное лицо маленького китайца превратилось в ужасную застывшую маску. Слабо усмехнувшись, он поднял руку и помахал зажатыми в ней часами.
