Александр Усовский - Книги лжепророков
Четвертый их сожитель, вышеупомянутый серб из Субботицы, погорел на контрабанде — причем исключительно из-за своей жадности. Теперь-то он, конечно, горевал и каялся, и готов был тому таможеннику, с которым не поделил жалкую тысячу долларов — отдать пять — но время ушло. И ладно бы вёз какие-нибудь наркотики или там оружие — какое там! Двести ящиков сигарет "LM" и "HB" — всего-то! Албанцев с партиями героина в несколько килограммов мадьяры ловить стесняются — были случаи, когда семьи особо рьяных таможенников горячие южные деятели вырезали под корень, с детьми и собаками — а вот на таких бедолагах, желающих малость заработать на албанской экономической "чёрной дыре", образовавшейся после войны 99-го года, стараются отыграться. Получил парнишка, конечно, ерунду — полтора года — но самая трагедия не в тюремном сроке, как он поведал Одиссею как-то в припадке отчаянья. Самая проблема — в экспроприации венгерским государством грузовика "Мерседес", каковой и стал, собственно, орудием преступления — ибо за грузовик этот несчастный Славомир Войкович остался должен чёртову уйму (по сербским понятиям) денег, и как их выплатить после освобождения — даже не догадывался.
Сейчас все трое усердно клеили конверты в тюремной мастерской (один форинт двадцать филлеров за штуку, за рабочий день можно было заработать долларов пять), Одиссей же — ввиду острого нежелания работать на мадьярскую корону и абсолютного финансового благополучия (Ласло Домбаи каждый месяц переводил на его счет по пятьдесят тысяч форинтов, сумма для тюремного сидельца более чем изрядная) — старательно штудировал, развалившись на шконке (сие было строжайше запрещено, но вы себе даже не представляете, какие чудеса может творить десятитысячная бумажка с портретом короля Иштвана Первого!), увлекательную шпионскую эпопею Андраша Беркеши — единственную книгу на русском языке (кроме покрытых пыльным мхом сборников "Советско-венгерские отношения" и эпохального (во времена оны, конечно; ныне же никому не интересного) трехтомника орденоносного бровеносца и пятижды Героя, невесть каким ветром занесенных в тюремную библиотеку), которая нашлась в запасниках дружелюбной Илонки Йожеф, местной книжной принцессы.
Беркеши ноне в Мадьярском королевстве не в чести — дескать, "наймит Советов", "недоделанный Джон Ле Карре", "красный графоман", и всё такое — но Одиссею его литературная стряпня решительно нравилась. Всё по делу, наши — хорошие, ихние — исчадья ада, наше дело правое, враг будет разбит, и так далее. А главное — много текста; другой бы на его месте все события на десяти страницах расписал — а элвтарш Беркеши старательно на двести размазывает; самое то тюремное чтиво! Жаль, умер мужик, ему бы сейчас писать и писать — сколько всего изменилось!
Завтра нужно с утра записаться в спортзал — на здешних харчах Одиссей набрал пяток лишних килограммов (насчет пяти — это он себе врал; лишних было уже как минимум десять!). Ещё бы не толстеть! Известно ведь, что Сегед славится своей "фирменной" колбасой — салями "Пик" (еженедельно в семи-восьми видах приносимой и Одиссею, и его сокамерникам) — и сегедской паприкой, сладкой или острой — на любителя. Оной паприкой обильно приправляют и тюремные блюда, а когда (по вторникам) на кухне готовят сегедскую уху, которой знаменит город — Одиссей просит Ласло ничего ему не приносить из еды. Уху делает повар из Кишкунфеледьхазы, севший за растление малолетних; неизвестно, как он там насчет кого-то растлить, а вот насчет ухи сбацать — он выдающийся мастер!
В общем, если бы он решил остаток жизни провести в тюрьме — лучшей и желать бы не приходилось; одна беда, каждая клеточка его тела гневно протестовала против одной мысли — так бездарно потратить двенадцать лет жизни! Одиссей спинным мозгом чувствовал — близиться серьезные и важные события; телевизор бубнил разную ерунду об ущемлении свободы слова в России, плакался над судьбой опальных тележурналистов, перемежая эти горькие сетования репортажами с заседания Дунайской Комиссии (после распада Варшавского договора экстерриториальный статус Дуная, по ходу, западным странам стал на хрен не нужен, и они этот статус потихоньку старались задушить) — но Одиссей понимал, что под этой дымовой завесой идёт планомерная работа против его страны. Как дружно (а, главное, одновременно и в одной тональности!) взвыли доселе абсолютно равнодушные к кавказским делам венгерские газеты — стоило нам решительно взяться за чеченский гнойник! Аж оторопь берет — ну какое дело, кажется, добродушным мадьярам до наших внутренних разборок? Не говоря уж о регулярных перепечатках разных "Монд" и "Фигаро", ежечасно распинающих Россию за приведение в чувство деятелей с НТВ… Прям такое впечатление, что без "свободы слова" в России средний венгр уже и гуляш есть не в состоянии! Одно радует — подавляющее большинство сидельцев этой тюрьмы репрессии, обрушившиеся на НТВ, воспринимают исключительно с антисемитской (господствующей, надо сказать, в подобных местах мадьярского королевства — для Одиссея сегедское узилище было уже четвертым, и в каждом слова "еврей" и "враг венгерского народа" были для арестантов абсолютно естественными синонимами) точки зрения — и тихо радуются, что хотя бы одного еврея, но все же придушили. Хотя, по ходу, мнение своего народа венгерским верховодам до лампочки — у них другие ориентиры… И то, что весь мадьярский истеблишмент (уж какой он у них тут есть) с пеной у рта и яростным рвением включился в травлю его страны — порождало у Одиссея очень и очень нехорошие мысли. Ребятишек натравливают, целенаправленно и злонамеренно — это было очевидно. Зачем? Цель понятная — дабы создать в Восточной Европе мощное антирусское силовое поле; а уж куда потом направить эту скопившуюся негативную энергию — хозяева этих чудаков решат в час икс… Мда-а-а, сидеть в это время без дела — пусть даже отсиживая положенный срок — было выше его сил. Ему нужно было домой! Как можно быстрее!
Вот только заехать по дороге в Берлин…
***— Знаешь, Левченко, ты меня иногда серьезно удивляешь. Неужели ты думаешь, что хотя бы кого-нибудь из этих глашатаев демократических свобод на самом деле беспокоит судьба разных второстепенных персонажей — типа журналистов? Которые, как ты тут заявил, имеют какой-то политический вес? Да насрать западным хозяевам на судьбу всех этих парфеновых и сорокиных с высокой колокольни! Дурак Кисель-старший пыжится, строит из себя политического деятеля, на переговоры с Гусём летает — и не понимает, клоун, что в этом деле он всего лишь статист, болван в польском преферансе. Что он там вещает? Не пойдёт на переговоры с Йорданом? Да и хрен на него положат! Его дело бучу месить, ил со дна подымать — а не политикой заниматься…. Остальные понимают, что от них требуется — и отрабатывают заказ, в меру своих способностей. Смотри, как вся эта шайка-лейка дружно всполошилась, когда лавочку Гуся поприжали — тут и маразматик Ковалёв что-то там о возвращении советской цензуры ляпнул, и Сагалаев отметился, и даже Береза из лондонского далека посоветовал президенту покаяться — улавливаешь ход событий? И в этой катавасии журналюшки — так, мелочь на размен, даже меньше, чем пешки; их никто всерьез не воспринимает, кроме них самих — и посему разные бредни о политическом значении той или иной говорящей головы забудь! Нет у них политического значения, не было и никогда не будет — ни у нас, ни у тех, кто играет за черных. Они всегда — инструмент; как хозяин решит его использовать — так он и будет работать. Сегодня у хозяина всех этих ковалевых-киселевых-юшенковых-шендеровичей задача простая, как грабли — не дать нам купировать на российском информационном поле — заметь, не ликвидировать вовсе, а всего лишь ввести в рамки! — заведомо прозападные инструменты влияния. По ходу пьесы, это у них не шибко получается — и посему советую я тебе, друг любезный Дмитрий Евгеньевич, подумать, что наши задушевные друзья с того берега зачнут делать завтра. Вот это и есть твоя задача — предугадать грядущие ходы тех, кто играет за чёрных. А про НТВ ты можешь забыть — его эти питерские ребятишки сжуют и не поморщатся.
