Константин Сергиенко - Побочный эффект
– Законный вопрос. Понимаете, я не могу ее снять. Приподнять еще в силах, а вот снять ни в какую. Наши оболтусы бутафоры опять намудрили. Черт знает как слепили меня! Что шляпа! Я бы вам показал, что они натворили, да уж не буду расстраивать. Впрочем, другого я и не ждал. Кто я такой? Обыкновенный ученик сколариума, третий курс. В прошлом году я работал на практике в пятнадцатом веке, так, верите ли, вместо кожи они мне сделали панцирь, ну правда только напротив сердца. Согласитесь, ходить с железной блямбой вместо обыкновенного мускула, не совсем приятно. Все должно быть по-человечески.
– Где вы так научились болтать? – спросил я.
– Это уж мелочи, – ответил он. – Между прочим, у вас странное недоверие к моей визитной карточке, но поверьте, любого нобелевского лауреата ваших времен я легко засуну за пояс, точно так же, как вы обскачете самого выдающегося борзописца каменного века.
– Но тогда и писать не умели.
– Вот-вот! В каменном веке вы спокойно можете отпечатать карточку с надписью «академик».
На этом он прекратил свои излияния и простился.
– До встречи, мой Друг, до встречи! – Он вскочил и вприпрыжку покинул кафе.
…Я курил на бульваре и думал. Давно я бросил курить, но сегодня закурил снова. Толку от мыслей не было никакого. Что же я мог понять? Я не понимал ничего. Без сомнения, Раймонд Грот не был простым сумасшедшим. То, что произошло накануне в доме номер семнадцать, вероятно, имело к нему прямое отношение. Если все это поставленный спектакль, то зачем он нужен? И кто режиссер? Неужто этот странный юнец?
Я решил позвонить Иманту и пошел на улицу Эрглю. Не успел открыть дверь, как услышал телефонный зуммер. Это был знакомый Иманта.
– Послушайте, – сказал он, – кто этот тип?
– Хотел бы и сам знать, – ответил я.
– Насчет шаровой молнии он подбросил самую настоящую идею. Она, впрочем, давно носится в воздухе. Я сам к ней подбирался, он же выразил ее в одном слове.
– Ничуть не удивлен, – сказал я.
– Вы можете меня с ним свести?
– Постараюсь, – ответил я.
Я лег на диван и хотел подремать, но сна не было ни в одном глазу. Я набрал московский номер.
– Имант?
– Привет! – крикнул он. – Ты поймал меня в дверях. Иду в театр.
– Когда ты собираешься вернуться в Ригу?
– Через неделю, как говорил.
– Ты очень мне нужен, Имант.
– Я тебя слушаю, старина.
И этот говорит «старина», подумал я.
– У тебя не выпадает свободного дня?
– Суббота.
– Мне очень важно, чтобы ты приехал на этот день.
Молчание.
– Важно?
– Исключительно важно, Имант.
– А что случилось?
– Это невозможно рассказать, тем более по телефону. У меня голова кругом идет. Боюсь, что попал в переделку.
– В таком случае я выеду сегодня же, а завтрашнюю встречу перенесу на субботу.
– Я был бы тебе благодарен, Имант.
– Что ж, иду собираться. Жди меня утром.
– Спасибо, Имант.
Я положил трубку, но через мгновение телефон дал несколько коротких гудков.
– Але?
– Послушайте, старина, – вкрадчивый голос Раймонда Грота, я сразу его узнал, – ведь мы же договорились не путать других. Какого черта вы всем названиваете?
Холодок пробежал по моей спине. Ведь я не давал ему телефона!
– Что вам нужно? – спросил я.
– Соблюдайте договор, старина. Кончится эксперимент, можете звонить налево-направо. Имант ваш не приедет, уж я позабочусь об этом. Во всяком случае, до конца нашего опыта.
– Идите вы к черту! – Я бросил трубку.
Так! Значит, телефон прослушивается. Кто же такой этот Раймонд? Я вышел на улицу и, кружа по улочкам, добрался до вокзала. Здесь я вошел в стеклянную будку и снова набрал московский номер.
– Это вновь я, Имант.
– Да, слушаю.
– Каким поездом ты собираешься ехать?
– Тройкой. На первый уже опоздал.
– Я встречу тебя на вокзале в начале перрона.
– Прекрасно. А что все-таки произошло?
– Сам не могу понять.
– Я беспокоюсь! У тебя голос совсем изменился!
– Приезжай, Имант.
– Уже в дверях. До встречи.
– Будь осторожнее, Имант.
– В каком смысле?
– Ну так, вообще…
– Хорошо, хорошо. Привет.
Стемнело, и я отправился на улицу Вестурес. Я долго ходил под окнами, пока не увидел наконец, что в одном из них затеплилась свеча. Поднялся по ступенькам и толкнул дверь. Она отворилась.
Вот и другая дверь, тоже не заперта. Еще мгновение, и я оказываюсь в комнате, освещенной свечой.
Она читала.
Едва я вошел, она захлопнула книгу и посмотрела на меня с улыбкой.
– Сегодня мне лучше, помогли ваши пилюли.
Я сел возле кровати.
– И какая у нас получилась странная встреча, – сказала она.
– Да уж… – промямлил я.
– Так зачем вы пожаловали в Ригу?
– Отдохнуть. Но, может быть, и поработать немного.
– Вы пишете что-нибудь новое?
– Хочу написать.
– Что ж, пишете вы хорошо. Смело, полезно. Наверное, у вас неприятности. Помните тот номер журнала, где в вашем рассказе была пустая страница с надписью поперек «изъято цензурой».
Я промолчал.
– Мы говорили о вас на курсах, у вас есть поклонницы. Приятно, наверное, иметь поклонниц? Так о чем вы хотите теперь написать?
– Пока размышляю.
– Вот если б я вам рассказала дело Томаса! Но об этом никак не напишешь. У них кружок, с убеждениями. Но я случайно узнала, что Томасу грозит опасность. Совершенно случайно, и в тот же вечер отправилась в Ригу. Понимаете, у одной из моих подруг есть поклонник, человек оттуда. Он проговорился, Томаса хотят арестовать. Я села на поезд и оказалась в Риге. Почему я открыто вам говорю? Да просто уверена, что вы вполне разделяете наши взгляды. Вчера у меня даже мысль мелькнула обратиться к вам за помощью. Ведь я совсем не могла стоять на ногах, а Томаса надо было предупредить. Но слава богу, я собралась с силами и все сумела сделать сама.
– Вы выходили из дома?
– Да, ночью. В каком-то бреду. Но Томаса я нашла, и он уехал утром.
Я смотрел и смотрел на ее лицо. Как она молода! Ей, конечно, нет двадцати. На портрете она выглядит старше. Впрочем, быть может, он сделан значительно позже, этот портрет.
– У вас есть знакомые художники? – спросил я.
– Конечно! Разве не помните, что последний раз мы встретились с вами на выставке. И тот длинноволосый в косоворотке, с которым я говорила, как раз художник, на выставке были его работы.
– А он не собирается писать ваш портрет?
Она засмеялась.
– Почему вы решили? Он пейзажист. Но и среди портретистов есть у меня знакомцы.
– А между прочим, я знаю, что портрет ваш уже написан, – сказал я внезапно.
– Вот как? Конечно, вы шутите. Кем же написан портрет?
