Эдмунд Купер - Рассказы
Его прозрачные стены, за исключением маленькой круглой дверцы у основания, были испещрены зелеными, голубыми и желтыми прожилками.
— Перед тобой, — сказал он с почтением в голосе, — сам хронокар.
— Больше похоже на клетку для огромного грифа, мечтающего полакомиться человечинкой, — заявил доктор Шаффер после некоторого раздумья. — Но раз ты утверждаешь, что это хронокар, значит, так оно и есть. Тогда я согласен, что это чертовски хороший хронокар… Только скажи по секрету, что это такое — хронокар?
Бросив на своего друга испепеляющий взгляд, Джо Гаррисон пояснил:
— Попросту говоря, чтобы меня понял такой неуч, как ты, это машина времени.
— Что?!
— Ты же слышал, что я сказал. А теперь пойдем присоединимся к нашим дамам. Эту историю я люблю рассказывать о-о-очень долго.
И взяв пораженного доктора Шаффера под руку, он вывел его из лаборатории. Небрежно, через плечо, он кинул:
— Абракадабра!
Стена бесшумно встала на прежнее место.
Доктор Шаффер поморгал, потряс головой. Осмотрел ничуть не изменившийся бар…
— Этот Кровавый Крушитель, похоже, еще крепче, чем я думал, пробормотал он с восхищением в голосе.
Тем временем Эмили осматривала тайный гардероб Патти. Он состоял из двух плотно облегающих, длинных, до пят, платьев — одно изумрудно-зеленое, другое небесно-голубое. А еще — две огромные шляпки, на одной из которых обосновался огромный букет страусиных перьев, а на другой словно перевернулась большая, полная самых разнообразных плодов корзинка.
У Эмили даже голова пошла кругом от этих удивительных нарядов последний крик моды конца девятнадцатого века. Но ее изумление достигло апогея, когда Патти, раскрасневшись от гордости, продемонстрировала ей свои остальные богатства — два серых мужских костюма с узкими брюками-дудочками, пару настоящих льняных рубашек с двухдюймовыми стоячими воротничками, два ярко-алых галстука и две соломенные шляпы.
В ответ на обрушившуюся на нее лавину вопросов Патти загадочно ответила:
— Мы с Джо планируем нечто вроде каникул… навсегда. Мы надеялись, что вы с Джимми тоже заинтересуетесь такой возможностью. Должна только сразу вас предупредить — вернуться обратно будет уже невозможно.
— Патти, я сейчас умру от любопытства! Не тяни, рассказывай!
Но Патти только хитро улыбнулась в ответ.
— Это трудно объяснить. К тому же мне не хочется портить удовольствие Джо. Пусть он тебе все объяснит. Наверно, они с Джимми уже вернулись.
Через несколько минут в гостиной Джо Гаррисон подробно рассказал обо всем, связанном с хронокаром и своим необычным предложением.
— Будучи самой первой машиной времени, — объяснил он, — хронокар обладает всеми недостатками экспериментального устройства: он может перемещаться только в прошлое и максимальная дальность его действия составляет всего около ста лет.
Но самое главное в том, что он дает им возможность удрать из мира 1994-го года, из полного разочарований Века Всеобщего Благоденствия, из скучной Эры Изобилия — из мира, где могут быть счастливы только роботы.
— В общем, — весело подытожил Джо, — мы можем перенестись в доядерную эру, в мир, где автоматизация и дешевая солнечная энергия еще не лишили человека смысла жизни. Подумай, Джо, что это означает! Если ты того пожелаешь, ты можешь работать хоть двенадцать часов в день, шесть дней в неделю, пятьдесят недель в году. Ты можешь работать, даже когда тебе исполнится девяносто лет!
— Мы сможем сами шить себе одежду, — весело добавила Патти. — Сколько нам заблагорассудится. Сможем сами готовить себе пищу, штопать носки, делать занавески, покупать старую мебель и разводить зимой настоящее, коптящее пламя в очаге. Мы сможем читать романы О'Генри при свете керосиновой лампы и носить совершенно потрясающее нижнее белье!
— И никаких Крушителей, — мечтательно прошептала Эмили. — Никаких сшитых роботами тряпок… Это похоже на рай!
Но доктор Шаффер тем временем размышлял о более важных вещах.
— Джо, — с горящими глазами воскликнул он, — как бы тебе понравилось отправиться на «Китти Хок» и прочитать братьям Райт небольшую лекцию по аэродинамике? Или отправиться в Детройт и наладить конвейерное производство на заводике, выпускающем Форд модели Т? Или перелететь… я хотел сказать, переплыть океан и кое-о-чем намекнуть господину Маркони? Потом, конечно, мы можем заняться киноделом… Ты уверен, что этот твой хронокар… ну, что он сработает? Я просто-напросто сдохну от разочарования, если это была только шутка.
— Можешь не волноваться, — уверенно ответил Джо. — Он отлажен, как часы… Уж не думаешь ли ты, что я стал бы предлагать недоброкачественный товар?
— Конечно, нет, но…
— Я откалибровал его с такой точностью, — не унимался Джо, — что если мы решим очутиться в году 1890-ом точно в Новый Год, то мы там в этот момент и появимся — можно будет услышать, как хлопают пробки от шампанского.
— Почему бы нам этого не сделать? — Эмили едва могла усидеть на месте от нетерпения. — Почему?
— Как ты думаешь, Джимми? — Джо испытующе поглядел на доктора Шаффера. — Если ты хочешь убедиться, что хронокар сработает, нам придется задержаться, пока ты подучишь математику так, чтобы разбираться в милых моему сердцу вопросиках типа бесконечной длительности в транс-конечной пространственно-временной серии… Или ты готов мне довериться?
— Черта с два я стану тебе доверять! — захохотал доктор Шаффер. — Но все равно я готов рискнуть!
— Тогда чего мы ждем? — спокойно спросила Патти, наливая четыре порции Кровавого Крушителя. — Никогда не стоит терять время!
— Истинная правда! — подхватила Эмили. — Поэтому-то мы и отправляемся в прошлое!
— А теперь, — деловито заявил Джо, когда все осушили бокалы, придвигайтесь к столу и давайте перейдем к делу. Патти, у тебя есть список всех необходимых нам вещей. Вы с Эмили начнете собираться, а мы с Джимми пока разберем хронокар. Потом все это мы должны погрузить в шмели. Если мы воспользуемся и вашим, и нашим, то увезем все за один раз.
— Куда увезем? — не понял доктор Шаффер.
— В пустыню, разумеется! Ты же не хочешь появиться в 1900-ом году, в новогоднюю ночь прямехонько в чьем-нибудь будуаре? Это несколько неудобно и может иметь для нас некоторые не слишком приятные последствия.
И вскоре приготовления пошли полным ходом.
Глубокой ночью во тьму, где теперь практически безраздельно царили звезды, взмыли два шмеля. Глядя на исчезающие внизу огни городов и пригородов, четверо добровольных беженцев не испытывали ни сожаления, ни вины — а только восхитительное ощущение свободы, словно дети, удравшие из дому.
