Виталий Вавикин - Потерянный мир
– Хорошо.
– Что хорошо?
– Хорошо, извини, – Джессика подняла голову, встретившись с Фишборном взглядом. – И я правда не знаю того парня. Не знаю, и мне нет до него никакого дела. Просто хотела тебя позлить.
– Хорошо.
– Точно?
– Да.
– Тогда… – она осторожно взяла его под руку и повела прочь от клуба.
– Мы не вернемся?
– А ты хочешь?
– Не особенно. – Он забрал у нее бутылку джина. – Могла бы хоть стаканы захватить.
– Тебе нужен стакан?
– Мне нет, но…
– Мне тоже нет. – Джессика запрокинула голову, вглядываясь в низкое ночное небо. – Словно без одежды, правда?
– Кто?
– Небо. – Она дождалась, когда Фишборн поднимет голову. – Днем прикрывается облаками и синевой, а ночью бесстыдно обнажается, словно продажная девка.
– Не знаю, – Фишборн пожал плечами. – Для тебя это важно?
– Нет, просто иногда как-то не по себе. – Они свернули с главной дороги. – Смотришь на все эти звезды и ощущаешь себя такой крохотной, словно букашка.
– И давно у тебя такие мысли?
– С тех пор, как перестала верить, что на небе живет мудрый старец, который наблюдает за всеми нами. Кажется, мне было лет семь. Отец велел мне убраться в своей комнате. Я решила, что сделаю ему сюрприз и приберусь во всем доме. Забралась на чердак, нашла кипу старых журналов и не спустилась вниз, пока за мной не пришел сам отец. Помню, я спросила: «Папа, почему небо днем голубое, а ночью черное?» «Потому что Господь хочет, чтобы все люди спали ночью», – сказал он мне, а я начала рассказывать ему о Джоне Рэлейе и о том, почему небо на самом деле становится голубым.
– Дай догадаюсь, – предложил Фишборн. – Он не стал тебя даже слушать.
– Тогда я побежала на чердак, принесла журнал и стала доказывать ему свою правоту…
– А он сказал, что все это знает…
– И что пока я ребенок, для меня должен существовать только старец на небе, не больше.
– Думаю, он боялся, что ты вырастешь и станешь как твоя мать.
– Думаю, он просто боялся, что я вообще вырасту, – Джессика безрадостно улыбнулась. – Ты знаешь, что он чуть не уволил учителя, который сказал ему, что я слишком умна для своих одногодок и меня нужно перевести на пару классов вперед?
– Я слышал, что был учитель, который назначал тебе слишком много факультативных занятий после уроков. Наедине.
– Это было уже позднее. К тому же учитель этот был женщиной, да и наедине мы занимались лишь потому, что мои одноклассники еще совершенно ничего не понимали в физике. У отца просто в голове все перепуталось, вот он и подбирает факты так, чтобы было выгодно ему и не выгодно мне. А моя ошибка была лишь в том, что я думала, будто он хочет, чтобы я была похожа на него, а он хотел лишь оставить меня навсегда ребенком.
– Он и сейчас этого хочет.
– Так ты все-таки признаешь, что приехал сюда из-за него?
– Я приехал сюда из-за тебя.
– Потому что он просил присмотреть за мной?
– Потому что он просил присмотреть за Эллис.
– Вот как?! – Джессика недовольно фыркнула, забрала у Фишборна бутылку джина, сделала пару жадных глотков. – Почему все наши разговоры упираются в отца, черт возьми?!
– Ты скажи.
– Я?! – Она сделала еще один глоток, вернула бутылку. – Пей.
– Что?
– Я хочу, чтобы ты пил. Я же пью. – Джессика дождалась, когда Фишборн сделает пару глотков. – Все еще хочешь знать, что меня так злит?
– Не думаю, что твой отец отвечает за твои ошибки.
– Еще как отвечает! – Она протянула руку, чтобы забрать у Фишборна бутылку, но он покачал головой. – Я не жалею, что появилась Делия, но когда она умрет – а я знаю, что она умрет, – то я возненавижу отца за это.
– Она родилась с опухолью в голове, причем тут твой отец?
– Потому что я хотела быть решительной, как он, властной, как он! Думаешь, я бы сделала то, что сделала, если бы знала, что ему плевать на меня?
– Ему не плевать на тебя.
– Ага, так же не плевать, как и на мою мать! – Они вышли на мост к горе Соке. – Конечно, он приедет и будет говорить, что сделал все что мог.
– Хватит, Джесс.
– Что хватит?! Да я уже вижу, как он прилетает на похороны Делии и говорит мне, что если бы я не родила ее так рано, то ничего этого не случилось бы!
– Ты можешь что-то изменить?
– Нет, – голос ее дрогнул.
– А хотела бы?
– Не знаю. – Джессика попросила у него бутылку джина, сделала небольшой глоток, вернула назад. – Не хочу больше говорить об этом.
– Неужели?
– Да, – она заставила себя улыбнуться. – Как у тебя дела в Техасе? Я имею в виду семью, а не работу на моего отца.
– Нормально.
– Мы ничего не разрушим?
– Тебе не все равно?
– Мне, может быть, и все равно, а вот тебе – нет.
– Я не делаю ошибок.
– Вот как?
– Да. Я третий ребенок в семье, и я никогда никому из близких ничего не доказывал.
– А моему отцу?
– Что?
– Разве ты никогда не хотел доказать ему, что ты лучше, чем он о тебе думает? – Джессика заметила сомнение и улыбнулась. – А если он узнает о нас? Что ты сделаешь? Попытаешься доказать, что это неправда, или же во всем признаешься?
– Он не узнает.
– Я могу позвонить ему и рассказать.
– Ты этого не сделаешь.
– Тогда Эллис. Она увидит нас вместе, все поймет и сообщит моему отцу.
– Она тоже этого не сделает.
– Откуда такая уверенность?
– Она неплохой человек, Джесс.
– Значит, точно расскажет о нас. Не моему отцу, так твоей жене.
– Издеваешься, да?
– Немного, – Джессика улыбнулась и показала на бутылку джина. – Пей.
– Зачем?
– Для смелости. – Она остановилась, оглядываясь по сторонам.
– Мы что, на середине моста?
– Примерно, – ее улыбка стала шире.
– Я не буду с тобой здесь заниматься любовью.
– С чего ты взял…
– А разве нет?
– Ну, если только чуть-чуть. – Джессика взяла у него бутылку, но пить не стала. – Так как? Все еще боишься моего отца?
– Ты забыла. Я никому ничего не доказываю.
– А я доказываю.
– Сейчас здесь нет твоего отца.
– Я делаю это ради тебя.
– Не стоит. Я и так знаю, что ты ненормальная, – Фишборн дружелюбно улыбнулся, забрал у Джесс бутылку джина, сделал несколько глотков. – Давно ты это спланировала?
– Спланировала что? – она продолжала улыбаться.
– Ты и я. Здесь… – Фишборн протянул ей бутылку, но она отрицательно качнула головой. – Не будет этого.
– Будет.
– Что за нездоровый интерес к публичным местам?
– Сейчас здесь никого нет. И в прошлый год у немецкой церкви никого не было.
– Думаешь, это заводит меня?
– А может, меня?
– Не нужно ничего доказывать, Джесс. – Фишборн отвернулся, вглядываясь вдаль, где ночь разрезал белый свет автомобильных фар.
