Владимир Голубев - 1894
«Зачем ей „дома“ таблетки?» — недоумевал Коля.
Нитки и иголки, «суперклей», травматик Макарыч, бусы из жемчуга, одинокая золотая сережка, фляжка с коньком, презервативы, запасные трусы в упаковке, два набора ключей, пяток пластиковых карт, запасные колготки.
В отдельном кармашке сумки лежали фирменные фломастер, маркер, десяток ручек, карандаш, маленький степлер, реклама.
Напоследок, вывалились пачка ярких пакетиков, пережатых резинкой. Семена помидоров, моркови, лука и свеклы, купленные женщиной для любимой дачи.
Шляпа, зонт, пальто, сапоги и платье были явно дороже Ершовских. Особенно поразили Николая перчатки. А вот кольца, увы, разочаровали, три тоненьких, без камешков. Цепочка тоже не впечатляла размерами.
— Часы с браслетом золотые, а на правой руке — золотой браслет с рубинами, — дополнил список «продаж» Сергей.
— На первое время хватит одного браслета, — отрезала попаданка.
Запасы Сергея и Володи мало отличались от Ершовских, если не считать трусы, носки и майки. Телефоны и часы были, конечно, дешевле, зато их складные ножи гораздо солидней, особенно у Володи.
Всех удивил Валера Бузов. Все знали, что он любит золотые побрякушки, но их количество зашкаливало за все разумные пределы. Зато теперь никто не мог посмеяться над его огромными золотыми часами. Презервативами Бузов мог обеспечить всю компанию, казалось, что он собрался не на пьянку с друзьями, а на блядки.
* * *Швейцарский нож удалось продать в том же магазине, где взяли браслет с рубинами, и его стоимость оказалась лишь чуть меньше. Золотая цепь Бузова пошла на вес, и принесла почти сто рублей, по рублю за грамм золота.
Меблированные комнаты показались «Елене Акимовне» слишком убогими. Она осмотрела стены и мебель в поисках следов от клопов, и была удивлена их отсутствием.
— На что мы будем жить, когда продадим все драгоценности? — спросил Валера у друзей, расположившись в комнате.
— Я попробую устроиться на завод инженером. Знаний нужных у меня маловато, конечно. Могу механиком пойти, я люблю работать руками. С документами будут трудности…, - не слишком уверенно ответил Николай.
— Ты тоже мог бы в депо устроиться, два года на железнодорожника отучился, что-то в голове осталось. Или нет? — ехидно посмотрел на Бузова Клячкин.
— Ты, Серега, сравнил?! Паровозы и тепловозы, большая разница! Я чертежником смогу устроиться. Точно! У меня талант! — обрадовался Бузов.
— У меня, то, что в академии учили, тоже всё выветрилось из головы, зато по буровым установкам я любого заткну за пояс. Любого из вас, — уточнил Клячкин.
— Не хвастай, «торгаш»! — засмеялся Гусев.
— Твои таланты убивать людей, Володенька, здесь никого не прокормят. В бандиты ты, надеюсь, не пойдешь?
— Я старлей, по местным понятиям, штабс-капитан, — обиделся Гусев.
— Я на гитаре хорошо играю, и бабы любят, как я пою, — влез в перепалку Валерка.
— Помолчи, чертежник, — приказал Сергей.
— А вы, «Елена Акимовна», могли бы пойти в гувернантки. Ваш английский безупречен, — решил увести разговор в сторону Николай.
— Еще немецкий и французский. Последний чуть хуже. Вообще-то, я десять лет занималась техническими переводами на «Гидроприборе», пока не устроилась на нынешнее хлебное место, — похвасталась она, и неожиданно закончила, — не хочу прислугой!
— Приоритет номер один — возвращение домой, завтра договариваемся с дворником, после чего, каждое утро встаем затемно и идем на променад в подворотню! — вернулся к главному вопросу Сергей.
— Принято! — глаза у Елены Акимовны заблестели, по щеке скатилась слеза.
— Завтра мы все начинаем искать работу. Я и Николай инженерами, Валерка чертежником, Володя…, не знаю, надо думать. А вы арендуете дачу, шесть соток земли, я видел у вас семена. Любите покопаться на грядках? — Клячкин опять начал командовать.
— А это идея. Только кто мне эти шесть соток вскопает? Муж мой остался в будущем.
— Что-то руками делать умеете? Шить, вязать, играть на пианино, рисовать рекламу?
— Точно! Я полгода подрабатывала написанием рекламных листовок!
Глава 2
Консенсус
Высокий красавец Бузов пришелся по вкусу «бабке Лене», которая затащила его в постель в первую же ночь.
— Тут бродит масса венерических заболеваний. Лечить, понятно, никто не может толком, вот и мрут все, как мухи. Даже Ленин умер от сифилиса!!! — била она в самое больное Валеркино место, его запаса антибиотиков хватило бы на пару-тройку раз, не больше.
— Хватит врать, Ленина отравленной пулей убило, — слабо сопротивлялся Бузов, не возражая против уже расстегнутых Еленой штанов.
Для Клячкина, Ершова и Гусева Елена Акимовна на следующий день озвучила «совместное» решение: своё и Валеркино золото она приватизировала.
— Достаточно того, что двести, из трехсот рублей общественных денег наши.
— Я вложу в общий фонд сто рублей, и Володя…, - Клячкин вопросительно посмотрел на Гусева, тот кивнул, — тоже внесет сотню. Дай нам полгода. Мне не хотелось бы продавать часы, а лишних побрякушек у меня нет.
— Хорошо. Только не сто, а сто пять рублей! — торжествующе улыбнулась Елена.
— Уважаемая Елена Акимовна, я готов обменять зажим для галстука на ваш «Макарыч». Он стоит в десять раз больше вашего травматика, — неожиданно предложил Николай.
— Я видела твой зажим, камешек совсем маленький, меньше карата. Три тысячи долларов отдал?
— Три с половиной. Подарок матери. Мне месяц назад четвертной стукнул!
— На жалость не дави! Отдай свои Girard-Perregaux, они, конечно, дороже зажима раза в два…
— Нет, всего в полтора. Часы — подарок отчима, но, крайне нужная здесь вещица…
— Зато известная часовщикам марка. «Фронтовые, для германского военно-морского флота»? Хорошая легенда?
— По рукам! — решился после долгого размышления Николай.
Прагматичная Елена ушла за травматиком, только после этого Клячкин решился задать вопрос Ершову.
— Ты же собирался «изобретать» двигатели внутреннего сгорания. Зачем такие траты на Макарыч?
— Володька займется оружием. Инженер из него аховый, но опыт «эксплуатации» огромный. Думаю, дело пойдет, — ответил Николай и вопросительно посмотрел на Гусева.
Тот обрадовано закивал.
— Ты снимай, Володенька, снимай свою японскую дешевку. Мне, как инженеру, стыдно без часов, тебе, рядовому мастеру, дозволительно, — притушил его радость Николай.
— А мне ты что-то придумал, «командир»? — спросил Ершова Клячкин.
