Сергей Беляев - Властелин молний
Мои обязанности несложны. Грохотов вручает мне узкие полоски бумаги, испещренные рядами цифр. Записаны они, видимо, наспех, карандашом, торопливым, не очень разборчивым почерком. А я должна переписать их чернилами. Вернее, как можно аккуратнее скопировать в разграфленные ведомости, чтобы получались стройные таблицы. В заголовке их – слова, значения которых я не понимаю, а в левом верхнем углу штамп с таинственными буквами: ЭИВР.
Я не пытаюсь расшифровывать их, чувствуя, что Грохотов сам расскажет все необходимое, когда присмотрится ко мне. Казалось, этот момент наступит скоро…
Грохотов сложил мою работу, спрятал исписанные листки в портфель.
– Симон!
Над нашими головами раскрылось окошко домика. Показалось лицо помощника. Он немногословен. Скосил на Грохотова большие черные глаза, буркнул:
– Эге?
Тот протянул ему портфель.
– Положите на место.
Симон взял портфель жилистой могучей рукой, произнес:
– Ага.
И захлопнул окошко.
Ни разу я не слыхала, чтобы Симон сказал связную фразу. У него манера говорить только: «ага, эге, ого, угу», причем он придает одному и тому же слову самые разнообразные оттенки.
Грохотов продолжал пытливо смотреть на меня.
– Если не очень спешите, оставайтесь позавтракать с нами, – предложил он. – Кстати, познакомитесь ближе с Симоном.
– Мне было бы приятно помочь вам и в приготовлении завтрака, – сказала я, вставая.
– Ну, это не так сложно, как полагаете, – мягко отозвался Грохотов, взглянув на ручные часы. – Двенадцать двадцать четыре по местному времени. В Москве мои друзья еще только просыпаются… Симон!
– Окошко снова распахнулось. Послышалось:
– Эге?
– Парадный завтрак в честь Тани. Срок изготовления – шесть минут.
– Угу! – чуть усмехнулся Симон и захлопнул окошко. Через секунду он пробежал мимо к другому домику, прыгнул в дверцу сразу через все ступеньки, крикнул:
– Ого!
– Приглашает заняться делом, – кивнул на Симона Грохотов. – У нас рассчитан каждый жест… Раз-два!
Мне не пришлось ничего делать, оставалось только смотреть и удивляться. Откидной столик и два сиденья ловко вмонтированы в стенку домика. Грохотов откинул их и подставил табуретку. Сервировка на три персоны производились молниеносно, будто передо мною работали цирковые жонглеры. В гнезде столика торчали два штепселя. Вот моментально включены электроплитки. Консервные банки Грохотов откупорил особым ножом с острозубым колесиком на толстой ручке. Колесико завизжало, словно миниатюрная циркулярная пила, и это напомнило мне районную лесопилку у нас в горном лесничестве.
– Суп с мясом, – сделал любезный жест Грохотов, поставив банки на плитки. – А на второе… Симон! Угощаешь?
– Aгa!
Симон вынес сковородку. Грохотов потер руки:
– Ухитрился вчера подстрелить дикого гуся. Вчера же половину и съели… Симон у нас мировой охотник… А хлеба хватит?
– Ого… – развел руками Симон, показывая, что хлеба много.
Завтрак был чудный. Никогда я не предполагала, что в консервных банках может находиться столько разнообразных вкусных вещей. Главное же, все подогревалось и кипятилось моментально. В поселке электричества не было. Откуда же оно у Грохотова?
Мое торжество наступило после завтрака. Даже Симон широко раскрыл глаза, увидев, как быстро я управилась с посудой. Я все перемыла, вычистила ножи, вилки, ложки, перетерла тарелки. Захотела пошутить и как-то невольно многозначительно сказала Грохотову:
– Ага!
Грохотов засмеялся, а Симон утвердительно кивнул головой.
В тот день Грохотов вызвался проводить меня. Он спросил, когда отошли от грузовиков:
– Вы, наверное, собираетесь учиться дальше?
– Да, – ответила я, соображая, какое направление может принять наш разговор. Я совсем не собиралась подробней рассказывать этому профессору мою несложную биографию дочери лесничего, которая мечтает стать знаменитой актрисой.
– В какой же вуз хотите поступить?
Я мельком взглянула на Грохотова. У него такой вид будто спрашивает меня только потому, что не находит другой темы разговора. Мы шли по опушке рощи. Грохотов поднял тонкий прутик и изредка сбивал им головки полевых цветов.
– Ни в какой.
Прутик застыл в воздухе. Грохотов остановился на полушаге:
– Как так?
– Очень просто, – потупила я голову. – Мне не так много лет, как кажется. Сама еще не знаю, какая специальность по душе.
– Понимаю, – серьезно сказал Грохотов. – Выбор специальности – нелегкое дело. Кто ваши родители?
– Не все ли вам равно? – спросила я, стараясь придать этому небрежному ответу возможно больше мягкости.
– Простите, я не из простого любопытства…
Мы пошли совсем рядом. Грохотов стал почему-то расспрашивать меня, как я отношусь к футболу. Это мне показалось скучным.
Мелкую речонку у рощи мы перешли вброд. Это прервало рассуждения Грохотова о спорте. Вероятно, он ждал, что я попрошу его продолжать. Но я считала, что на первый раз достаточно сказанного.
– Спасибо, что проводили, – просто и наивно вымолвила я.
Грохотов понял и попрощался.
Поднимаясь от речки к поселку, я на полдороге обернулась. Увидела, что Грохотов успел перейти на тот берег и теперь стоял, очевидно, в ожидании, что я с ним попрощаюсь.
Сдернув с головы пестрый шелковый платок, я помахала им.
Грохотов увидал и в ответ поднял руку. До меня донеслось:
– Ау!
VII. Опять огненные бусы
Я могла бы побродить по поселковым дворам и узнать у словоохотливых хозяек что-нибудь о Грохотове, но не хотела делать этого.
По-видимому, моя работа по переписке близилась к концу.
Чувствуя себя нездоровой, я утром не пошла за рощу. А вечером, как и в тот памятный раз, сидела у омшаника.
И опять голубоватый огнистый шар покатился от реки.
Я увидела его совершенно отчетливо. Он катился по траве. Вернее – вкатывался на пригорок. Двигался по совершенно прямой линии к моему саду.
Помня о первом знакомстве с этими загадочными шарами, я не шелохнулась. Но шар не докатился до самой изгороди, а исчез на пустыре.
Вечер стоял безветренный, тихий и теплый. Только здесь, в степи, бывают такие вечера. Но в те минуты я уже не наслаждалась отдыхом. Напряженно вглядывалась я в силуэт рощи. Второй шар в точности повторил путь первого…
Тонкий серп новой луны показал из-за яблонь серебряные рожки и пропал. Всю ночь я просидела у омшаника. Когда легкий утренний туман поднялся над речкой, я осторожно прошла в хату. Глянула в оконце:
– Да, в том месте…
Болела голова, но я выпила крепкого чаю, и сразу стало легче.
Придя к Грохотову, я нашла его озабоченным.
