Сергей Панченко - Апокалипсис
Двое товарищей из нашей компании так и не пришли и трубки свои не брали. Это был не повод, чтобы не повеселиться как следует. Я заказал себе «махито» и потягивая его через трубочку ждал когда мне станет достаточно хорошо, чтобы выбраться на танцпол. Однако, меня пару раз кольнуло воспоминание материного взгляда. Я отгонял эти мысли, как наваждение. Знакомая девушка подсела к нам и я предложил угостить ее котейлем. «Махито» меня не взял. Пришлось взять еще один коктейль девушке, а себе взять две рюмки водки, которые я сразу и выпил там же у стойки. Тревоги немного отодвинулись на второй план и мы весело провели время. Разошлись уже под утро. Девушка, которую я угощал коктейлем, спылила не попрощавшись.
Я шел тем же парком, что и вечером, возвращаясь с работы. Снова пролетела «скорая». Невольно вспомнил про мать и прибавил шагу. Издалека заметил, что в окнах нашей квартиры горит свет. Я забежал по лестнице и позвонил в дверь.
— Кто там? — Спросил отец.
Я очень удивился. Он должен быть сейчас за городом, на вахте.
— Это я.
Дверь отворилась. Отец был чернее тучи.
— Что случилось, пап? — Хотя догадки уже сидели в моей голове. — С мамой?
Он махнул головой. Я прошел в кухню. Мать была привязана к стулу. Она подняла на меня бездонно-черные глаза и улыбнулась. Получилось жуткое сочетание, от которого стало совсем не по себе.
— Как ты узнал? — Спросил я у отца.
— Мама мне сама позвонила. Она почувствовала, что заразилась. Пока она еще была в своем уме, хватило сил позвонить.
— Со мной все хорошо, что вы все придумываете, развяжите меня. — Голос у матери был как у пьяной. — Все хорошо со мной.
Она снова одарила нас вытягивающим душу взглядом. Мы переглянулись с отцом.
— Что делать будем? — Спросил я его.
— Не знаю. У меня рука не поднимается в полицию и больницу звонить. В других местах я слышал, что их расстреливают, а трупы сжигают. Не хочу чтоб с нашей мамкой так поступали.
Мне стало не по себе. Я почувствовал такую жалость к матери, самому драгоценному человеку для меня, что попытался рвануть к ней, чтобы обнять. Отец успел схватить меня за шкварник.
— Не дури, тоже заразишься. Давай вообще намотаем на лицо влажные полотенца.
Я, честно признаюсь, разревелся. С класса третьего я не ревел, а тут потерял всякий контроль. Я ведь понял, что мать уже не вернуть, но все равно желал ее видеть, даже в таком состоянии, лишь бы живой. Ни о каком решении выдать ее даже не хотелось думать.
Мы с отцом еще немного посидели в зале. Он смотрел телевизор. Я тоже пытался посмотреть, но обессиленный после рыданий организм, уснул. Проснулся от громкого голоса, раздававшегося из мегафона. Голос требовал никому не покидать квартиры, а оставаться в них до проверки специальной комиссией. Я подскочил и побежал в кухню.
Отец с полотенцем на лице смотрел на скопление техники во дворе через занавеску.
— Солдат понагнали. Очень серьезно все. За побег — расстрел.
— Я не отдам им мамку! — Решительно сказал я, совершенно не имея представления, как я это сделаю.
Отец отвел взгляд от окна и посмотрел на меня, потом перевел взгляд на мать. Она уже не очень походила на себя прежнюю. Вернее, была совсем другой. Кожа на лице натянулась, обнажив острые скулы. Руки стали, как две тонкие палки. Ни дать ни взять узник концлагеря. Она уже не реагировала на наши голоса. Ее взгляд был уперт в стену и совершенно неподвижен.
— Мне кажется, что если я ее развяжу, она упадет. Олесь, ты слышишь меня? — Отец провел рукой перед ее лицом.
Мать не реагировала.
— Я слышал, что этот момент называют «переходом», когда человеческое сознание пропадает, а новое еще не успевает проявиться. — Некоторые сведения об этой эпидемии я почерпнул из сети. Никогда не думал, что они мне понадобятся таким образом.
— Я вот, что решил, Сергей! Мамку придется отдать.
Я сделал жалобное лицо и у меня навернулись слезы.
— Не спорь! От нашей сознательности зависит, как быстро мы сможем остановить развитие этой болезни. Я думаю, что ты у меня взрослый парень, и со мной поступишь так же, если я заражусь. — Отец свято верил, что у государства еще были рычаги прекратить эпидемию.
В дверь требовательно постучали. Отец решительно направился ее открыть. Я, напоследок бросил взгляд на маму, стараясь запечатлеть ее в памяти, хотя бы в таком состоянии. Неожиданно она повернула свой жуткий взгляд в мою сторону. Я застыл перед ней, как кролик перед удавом. С неожиданной прыткостью, для женщины сорока пяти лет, она подпрыгнула вместе со стулом в мою сторону. Мне еле удалось увернуться. Мать врезалась в стену и упала. Она забилась, как в приступе эпилепсии. Простыни, которыми привязал ее отец к стулу, затрещали по швам. Я понял, что она старается освободиться. Вот тут я впервые испугался. Я осознал, что это существо уже не моя мать. В кухню заскочили два человека в камуфляже и с респираторами на лице. У них в руках были пистолеты. Над моей головой раздались несколько выстрелов. Я рефлекторно сжался в позу эмбриона, прикрыв голову руками.
— Все, хорош, прикончили уже. — Раздался приглушенный респиратором голос.
Я развернулся и увидел лежащую мать с простреленной в нескольких местах головой. Крови почти не было. После пережитого мгновение назад первобытного страха, я не чувствовал жалости к убитой матери. Оно пришло потом.
В дом, на шум вошли еще несколько военных. У одного их них имелся за спиной ранец, а в руке он держал штангу опрыскивателя.
— Этих двоих, потенциальных, в наручники и на объект. Труп в крематорий. Не забудьте оклеить входную дверь. — Приказывал один из тех, кто стрелял в мою мать.
Нас с отцом заковали в наручники, вывели во двор и погрузили в кунг. Посередине кузова стояла труба к которой прицепили наручникми всех, кто находился в машине. Их там было человек пятнадцать. Женщины, мужики и дети. Некоторые плакали. Я отвернулся от этого жалкого зрелища и смотрел на свой дом, через откинутый полог.
Во дворе началась какая-то суета. У военных заработали рации. Раздались несколько автоматных очередей. И тут я увидел как быстро двигаются зараженные люди. Раздался звон стекла и со второго этажа на землю выпрыгнул человек. Тощий, как скелет. Рубашка на нем висела как на вешалке. Почти не потеряв ни секунды на приземлении, он бросился бежать, перепрыгнув через крышу стоявшей во дворе легковушки. Вслед раздались выстрелы, поразившие все, что угодно, кроме беглеца. Рявкнул мотором БТР. Несколько солдат с автоматами наперевес прыгнули на его броню и пустились в погоню. Снова раздались выстрелы. Я очень сомневался в эффективности таких методов. Можно было зацепить и случайных людей.
