Геннадий Прашкевич - Костры миров (сборник)
— Что именно?
— Ну… Они, например, не отвечали на мои вопросы. О чем бы я их ни спрашивал.
— Хорошо, — сменил тему инспектор. — Расскажите о том, что произошло в самолете. Всю правду, ничего не преувеличивая и не скрывая. Даже если есть детали, которые причиняют вам боль. Нас интересует некий Репид, человек вам доверившийся.
— Это не так, — возразил я. — У меня нет ничего общего с этим…
— Кубинцем, — закончил за меня инспектор.
— Нет. Он назвал себя уругвайцем.
— Возможно… Вы журналист, вы будете писать обо всем этом?
— Как можно подробней. Такие вещи нельзя забывать. О таких вещах должны знать все.
— Итак?
Я рассказал все.
Инспектор слушал внимательно, уточнял, переспрашивал, а дежурный тем временем стоял у окна и бог его знает, что он там видел…
— Но вы разговаривали с Репидом?
— Только отвечал на его вопросы.
— Он не был расположен к беседе?
Я усмехнулся:
— По-видимому… Но его напарник, его звали Дерри, высокий курчавый человек, оказался философом. Он кричал над трупом Репида, что революция потеряла еще одного парня. Он даже эпитет употребил. Кажется — "превосходный"… Да, именно так — "превосходный"!
— Превосходный… — задумчиво повторил инспектор. — А не мог он произнести нечто противоположное? Вы ведь могли ошибиться. Вы были взволнованны. Все в самолете испытывали ужас перед нападающими.
— "Революция потеряла превосходного парня", — настаивал я, — именно так он и сказал.
— А видели вы кого-нибудь из них раньше? Дерри, Репида, их напарника?
— Никогда. Впрочем, в порту, перед посадкой, я видел Репида. Он был вот в такой куртке, — я кивнул в сторону вешалки, на одном из крючков которой висела грязная куртка погибшего уругвайца.
Инспектор неожиданно заинтересовался:
— Можно ее у вас взять? Она пригодится нам как вещественное доказательство. — Он подошел к куртке и ощупал ее, словно пытаясь что-то обнаружить в ее подкладке. Потом бросил куртку дежурному, не переставая при этом задавать мне вопросы. Его интересовало буквально все. Он перебирал варианты, отбрасывал их, искал новые — строил рабочую схему. Но всего лишь схему, так я ему и сказал.
— Мы вынуждены начинать с голого места, — вздохнул он. Специфика… Но это все. Благодарю вас за помощь. И рад сообщить, что банк Хента подтвердил ваш счет. Вам следует переодеться, — он критически осмотрел меня. — Манаус — большой и цивилизованный город. Дежурный принес вам белье и билет на самолет.
— Спасибо.
Инспектор вышел. Лицо дежурного сразу приняло обычный благодушный вид.
— Я тоже рад, — почему-то сказал он, выкладывая на стол содержимое большого свертка. — Тут все: костюм, белье. Если чтонибудь окажется тесным, мы попробуем заменить. Но выбор, к сожалению, у нас невелик.
Когда он двинулся к выходу, я чуть не спросил его — где же я нахожусь, если обсерватория не в Либейро?
Но сдержался, не желая рисковать, и только попросил карту. Он принес ее и на мой вопрос ткнул жирным пальцем в зеленое пятно:
— Вот Либейро. Мелкий, очень мелкий поселок, даже на карту не стоило его наносить. А это Манаус. Вас здорово побросает над сельвой — самолет у нас маленький.
Я неодобрительно хмыкнул:
— А другого транспорта нет?
— Только катер. Но это долго, — он покачал головой. Очень долго.
Оставшись один, я принялся изучать карту, на которой был изображен приличный кусок Бразилии. Но с таким же успехом я мог всматриваться в карту Антарктики, пытаясь обнаружить на ней мифический поселок Либейро. Привязок у меня не было.
Бросив это занятие, я попытался угадать, кто меня повезет в порт, и оказался прав — тот же неразговорчивый и брезгливый водитель. На этот раз он мне не понравился еще больше. Не понравилось его лицо, скрытное, тяжелое, с низким лбом и густыми волосами. Не понравились его огромные очки и ленивая уверенность в себе. Мускулы, угадывающиеся под тонкой рубашкой, будто подчеркивали его некую обособленность от меня.
А машину он гнал так, что я вынужден был вцепиться в кресло.
— Мы опаздываем?
Он будто ждал этих слов. Притормозил, повернулся ко мне и вдруг улыбнулся. Улыбка явно стоила ему усилий.
— Вы видели когда-нибудь цаплю эгрет? — спросил он.
У меня отлегло от сердца. Ты становишься невозможен, сказал я себе. Слишком подозрителен, слишком капризен. В этом человеке, несмотря на его отталкивающий характер, явно прорезалась человеческая черта.
Я сказал:
— Да. В зоопарке.
— О, — заявил он. — Это далеко не то. Уверяю вас.
Он был сама любезность. Видимо, увлечение его было глубоким. Заглушив мотор, он сунул ключ в нагрудный карман и повел меня по узкой тропинке в глубь зарослей.
Зрелище стоило потерянного времени! На песчаной полоске открытого солнцу узкого и глубокого озера, обрамленного высокими берегами, будто облачки перьев, прогуливались длинноногие птицы, белые, с ослепительно алыми клювами. Они вели себя важнее сенаторов, и на них невозможно было смотреть без улыбки.
Я наклонился над обрывом.
Мимолетное движение за спиной заставило меня обернуться. Водитель был готов к прыжку и явно рассчитывал сделать это неожиданно.
— Господи, — беспомощно сказал я. — Что вы собираетесь делать?
Он сжался, как пружина, я увидел в его руке нож, и почти сразу в зарослях хлопнул выстрел. Изумление, исказившее лицо водителя, изумление, смешанное с болью и страхом, потрясло меня.
Как завороженный, я следил за его падением, не пытаясь укрыться от человека, стрелявшего из зарослей. Но выстрелов больше не было.
Только шуршали, скатываясь вслед за телом водителя, камни и струйки песка.
Вскрикнув, я бросился к машине!
Ключ остался у водителя. Судорожно пошарив по карманам, я извлек завалявшуюся монету и с ее помощью включил зажигание. Руки дрожали, нога никак не могла попасть на педаль акселератора.
Наконец, я нащупал ее, дал газ и сразу же затормозил, чуть не разбив лбом ветровое стекло.
Дальше дороги не было.
Возвращение
"Успокойся", — сказал я себе.
Вытащив платок, вытер лицо и руки, настороженно следя за зарослями, в которых только что разыгралась трагедия. "Уверяю вас…" — вспомнил я преувеличенно любезный голос водителя. Лживый голос, в фальши которого не мог разобраться только такой идиот, как я…
Но кто был нападающий? И в кого он стрелял? В меня или в водителя?..
Развернув "фольксваген", я приоткрыл дверцу.
Аэропорт тоже мог оказаться фикцией… Выйдя из машины, я открыл багажник. Он был пуст, что меня неприятно удивило. Обычно в багажнике лежат канистры, камеры, ветошь… Этот же был пуст, как в первый день творения. Захлопнув крышку, я снова сел за руль.
