Юрий Петухов - Чудовище
Чудовище освободилось полностью. Но сеть с уродливого горба не сбросило, и та колыхалась на нем дырявой накидкой, шалью.
Осторожно, чтобы не разбить, чудище приподняло зеркало в раме, поднесло его к стене и повернуло стеклом к камню.
"Пускай постоит. В темнотище его расколачивать - и радости-то никакой! Не увидишь, как мерзкое отражение рассыпается на мириады кусочков и исчезает. А это надо видеть! Иначе и смысла нету. А вот рассветет, и тогда..."
Чудище почувствовало мягкое ворсистое прикосновение, замерло. Кто-то подошел совсем близко и на ощупь пытался тянуть на себя сеть. Краешком глаза, перекатившегося под кожей почти к самому горбу, чудище увидало одного из своих давешних мучителей, того, которого называли Волосатый Грюня и которому за день от вожака и прочих досталось немало оплеух. Грюня нащупывал крюки, отбрасывал их. Почти ничего не видел, мало того что он был соней, он был и слепышом.
- Чего тебе? - не утерпело чудище.
Грюня с перепугу заорал благим матом, упал лицом в землю. Его трясло такой дрожью, что становилось страшно за него еще выскочит из своей волосатой шкуры!
- Не бойся, - произнесло чудовище мягче, - чего ты боишься?
Волосатый Грюня лежал ни жив ни мертв. Во всяком случае, дар речи он потерял надолго.
- Ну ладно, не хочешь - не отвечай.
Чудище засопело. Стало устраиваться на ночлег - прямо тут же, в развалинах, на том месте, где его мальчишки опутали сетью.
Но Грюня через некоторое время пришел в себя, осмелел.
- Я только хотел крючья повыдергивать, - сказал он, приподнимая заросшее шерстью лицо. - Не все, штук восемь. Чтоб ты сам потом выпутался... А я б убежал.
Чудовище засопело сильнее.
- Ну спасибо. А чего это так вдруг? Чего подобрел-то? спросило оно.
Грюня не нашелся. Но он уже не дрожал. В темнотище чудище было совсем и не страшным. С ним можно было запросто побеседовать. Оно совсем не собиралось, похоже, проглатывать его, разжевывать, топтать, рвать когтями или еще как-либо уродовать.
- Хитрец Пак сказал, что завтра приведет сюда туристов, промямлил нерешительно Грюня. - Или послезавтра, когда они придут... Мне страшно. Я не знаю, зачем он их хочет позвать, но мне очень страшно.
- Да ладно уж, не бойся, - проговорило чудовище. - Ты их видал когда?
- Угу. Только раз.
- Ну и что?
- Ничего.
- Вот и на этот раз ничего не будет. Не надо бояться. Они сюда глазеть приезжают. Чего их боятся?
- Ну, тогда я пошел? - просительно произнес Грюня.
- Иди, - согласилось чудовище.
Волосатый Грюня, оглядываясь ежесекундно и втягивая голову в плечи, натыкаясь на мшистые каменные обломки стен, поплелся в сторону поселка.
- И не бойся ничего! - крикнуло ему вслед чудовище.
Оно еще долго не могло после этого уснуть. Думало. "Хороший мальчуган. Добрый. Сколько-то он протянет тут? Его можно было бы научить читать. Рассказать обо всем. А потом он бы научил кого-нибудь из мальчуганов, следующего. Ведь память должна храниться. Ведь должна? Или... Не знаю. Обрекать на мучения еще одного? А чего ради? Каких таких целей ради? Вот свою цель я понимаю, пускай не все с ней согласятся, но она понятная. А вот память - зачем? Нет, лучше, наверное, не стоит. Добра в мире от нее что-то не прибавляется. Но и без нее не так-то много на свете этого продукта! Поди разберись, что лучше! И к чему это он упомянул про туристов? Ведь они же никогда не сходят с трапов, натянутых прямо над трубами? Ведь они же всего на свете боятся? Как это они придут сюда? Бред! Не придет никто. У них свои дела, у нас свои. Никто не придет, кроме самих мальчуганов. А они заслуживают того, чтобы их попугать немного! Попугаем! Вот только пусть заявятся! Я думаю, они сделаются подобрее после этого. А как же!"
Начинало холодать. И чудовище ежилось под сетью. Ему было зябко и неуютно на этих продуваемых мокрыми ветрами развалинах - ведь и оно было живым существом.
Хитрый Пак проснулся еще до рассвета. Папаши в лачуге не было, он сегодня дежурил в ночную. Это означало, что он не получил очередной порции из краника вечером и должен был бродить по своему участку всю ночь, до тех пор пока не сменят. А как сменят - сразу можно будет хлебнуть горячащего и забыться. Хуже всего было вот в такие пересменки, раз в полгода, когда приходилось выдерживать больше суток без пойла. Пак это уже понимал по состоянию своего молчаливого драчуна-родителя, хотя и сам мало вникал в такие дела - ведь к кранику его не подпускали.
И потому он поднялся сразу, без мучений, был бодр и свеж. Первым делом он вылизал вчерашние миски, там оставалось немного баланды. Раздача откроется лишь днем. И потому ждать нечего. Он выскочил на улицу. Голова закружилась от тошнотворных аммиачных испарений. Снова прорвало где-то, решил он. И побежал будить Пеликана Бумбу и братьев Гурынь. Они жили ближе всех.
К рассвету ватага была в сборе.
Протирали глаза, жмурились, зевали, кряхтели. Волосатый Грюня пошатывался, норовил плюхнуться прямо на землю. Его поддерживали, щипали за мясистые ляжки и прочие места. Переросток Хряпало, как и ожидали, ночью окочурился. Тело отволокли вниз, через два пролета, к отстойнику и сбросили его в люк. О Хряпале тут же забыли, были дела поважнее.
- Пошли кончать гадину! - предложил Гурыня-младший, вытягивая длинную шею и покачивая своей змеиной головкой.
- Успеется, - ответил Пак-хитрец. - Есть новость.
Все навострились. В их местечке новостей почти не бывало.
- Ночью с пересменки приходил Доходяга Трезвяк. Сами знаете этого болвана, что вкалывает за просто так, за миску баланды.
- Слыхали о придурке, - подтвердил Пеликан.
- Так он сказал, что сегодня туристы придут. Вон Грюня слыхал, не даст соврать...
Грюня испуганно вытаращил глаз, круглый и заспанный. Промолчал, лишь кивнул.
- Да вы еще не все про туристов-то слыхали? - презрительно скривил хобот Пак. - Молокососы! Ну, чего помалкиваете?
Выяснилось, что, кроме Пеликана Бумбы и Гурынистаршего, никто толком не представлял - что это за существа такие, туристы.
- Ладно, увидите, - сказал Пак, - объяснять долго. Ходят тут по трапам, глазеют. Им у нас интересно. Трезвяк сказал, что они сегодня в нашем местечке будут отлавливать уродов всяких, тех, кто к трубам не приписан, сами знаете.
- Давно пора! - согласился Гурыня-младший. - Развелось дряни поганой!
- Ага! - встрял Коротышка Чук. - Сам видал - рычат, плюются, говорить не могут! - Он скособочился и вымолвил: - Да чего там, у меня брательник такой, из дому сбежал! Давно пора поймать гаденыша!
- Резаками их надо резать, вот что! - сказал Гурыня-младший.
Безмозглый и безъязыкий Бандыра хлопал своими жабьими веками, тряс головой и помалкивал - ему явно не нравилось то, о чем говорил умный Пак. Но и уйти из ватаги он побаивался.
