Леонид Каганов - Магия
В яме всхлипнуло и снова послышалось с отчаянием: «Две доли пластилина, глины или теста, одна доля золы. Перемешав, раскатать в плоский блин…»
Погодник поднял с земли лопату, подошел к краю ямы и спрыгнул вниз. Девочка испуганно взвизгнула, а, узнав его, отползла подальше и закрыла лицо ладошками. В яме было темнее, но в свете луны на утоптанной глине отчетливо виднелась странная конструкция: небольшой и не очень ровный глиняный блинчик, круглый и плоский. А по его краям — пять вылепленных из глины пальцев, нелепо торчащих в стороны. Маму Зайки обвинили зря — ее дочка не только понятия не имела, как делается обряд, но даже не представляла, как выглядит звезда. Зато фигурка на блинчике имелась, и не одна: три глиняных человечка были вылеплены с большой старательностью и стояли на глиняной тарелочке в разных позах как музыканты на сцене. Лицо у каждого из глиняных человечков было завязано маленьким куском тряпочки, а в ручку воткнута щепка, на другом конце которой виднелся сплюснутый глиняный шарик. Погодник вдруг понял, что Зайка пыталась изобразить топоры в руках.
Не говоря ни слова, несколькими взмахами лопаты он брезгливо сгреб весь этот ужас и тщательно вкопал, забил сапогами в глинистое дно ямы, накидал сверху еще пару лопат чистой глины и затоптал, чтобы ничего не осталось. Только после этого он перевел взгляд на девочку.
Зайка теперь не закрывала лицо ладошками, не боялась и не плакала, ее лицо без повязки было очень похоже на лицо матери, а в свете луны казалось спокойным и отрешенным.
— Наверно у меня ничего не получилось, — произнесла она угрюмо.
Погодник кивнул.
— Научи меня, как надо правильно? — тихо попросила Зайка.
— Я тебе рассказывал вчера, что это не бывает правильно. Я же объяснил, что небесные молнии когда-нибудь убьют каждого, кто делал обряд.
— Ну и пусть, — серьезно ответила Зайка. — Но чур сначала — тех, кто маму…
Ее глаза блестели в полумраке спокойной недетской решимостью, а личико было перемазано в слезах и золе.
Погодник вздохнул.
— Вылезай, горе мое. Мы сейчас с тобой пойдем мыть руки и чистить одежду.
* * *Бабка пришла доить коз, гремя эмалированными бидонами.
— Слыхали новость-то? — сообщила она, косолапо протискиваясь в узкую дверь сарая. — Убило ночью Сторожа.
Погодник охнул и сел, откидывая одеяло.
— Сторожа? Старика?! — спросил он. — Того, что ворота города открывал?
— Его, его, — закивала старуха. — Уж кому он мог помешать — ума не приложу. И жил бедно, и работу для города делал полезную, ворота сторожил, разбойников высматривал… А ты ж вчера в город пришел, говорил с ним наверно?
— Говорил, — кивнул Погодник. — С ним, и с помощником его, Дозорным. Парень такой молодой.
Бабка подхватила низенькую деревянную табуретку, стоявшую у стенки сарая, и отправилась к козам за выгородку.
— А скажи, добрый человек, — продолжила бабка странным тоном, — как он говорил с тобой? Не обидел ли чем? Сразу ли в город пустил или не хотел?
Погодник аккуратно свернул постель, сверху положил подушку и закрыл все покрывалом, чтоб не налетело мусора.
— Никак нет, — ответил он отчетливо, — досмотрел мои вещи и пустил в город. А если вы на меня плохое думаете, то я ни лица его не видел, ни имени не знаю, ни зла к нему у меня не было.
Бабка долго не отвечала, и Погодник решил, что она увлеклась дойкой, но старуха все же ответила:
— Бывают люди, что без зла обряд лепят. А что касается имени, так люди рассказывали, будто есть в мире и такая магия, чтобы человека убить можно было и без имени и без портрета. Надо только в центр звезды взамен фигурки компас положить, номер дома шепотом произнести, да заклинание нужное.
— Чуть какая! — фыркнул Погодник. — Нет такой магии, и компас тут вообще ни при чем.
— А тебе откуда знать, добрый человек? — быстро переспросила бабка. — Или ты магию хорошо изучил?
— Кто сплетни про компас рассказывает, тот, значит, и магию изучает, — возразил Погодник. — Вы бы лучше подумали, кто из горожан мог его по имени знать и обиду хранить.
— Кто ж его не знал по имени, Федора-то нашего, бывшего участкового, — откликнулась бабка. — Все его знали, городок маленький. Хороший был, твердый, да не злой. Мы с ним еще детишками были, в один класс ходили… — Бабка вдруг осеклась, поняв, что болтает лишнее.
— Мне б умыться, чайку попить, да за работу, — произнес Погодник. — Вода еще осталась или пойду принесу из колодца?
— Не торопись с работой, — строго осадила его старуха, — на площадь сейчас всем городом идти надо.
— Зачем? — удивился Погодник.
— Принято так, — объяснила старуха. — Всем народом решать будем, кто виноват, и что делать дальше.
Погодник кивнул, перевел взгляд на Зайку и вдруг увидел ее круглые испуганные глаза, затравленно глядящие из-под натянутого на голову одеяла.
* * *Площадь гудела, а в центре раздавались крики.
— Понять тут надо! Понять! — надрывался чей-то бас. — Имя его знал — значит, из наших, из старых кто-то. А кто зуб на него имел? Тут уж ясно, раз участковым работал до магии, то надо искать из хулиганов бывших, из алкоголиков…
— Ага, найдешь их сейчас, под масками, — гоготнул кто-то.
— А почему сразу из наших? — возражал рассудительный голос. — Может, он не пустил кого в ворота постороннего?
— Ага! — откликнулись сразу несколько голосов. — Ага! Сам не пустил, и лицо свое показал, да? Фамилию назвал постороннему?
— Только не надо забывать, — бубнил кто-то, — что до этого сына Кирпичницы убили, а потом — Мельника.
— А знаю, кто его убил, — вдруг послышался тихий бабий голос, — это старуха-Козодойка с Парковой улицы, у ней вчера на участке рукомойник до утра плескался, небось сажу отмывала.
Несколько масок разом обернулись на Погодника, девочку и старуху.
— Лжешь! — крикнула бабка, вскинув сухенький кулачок. — Не было такого!
Погодник поднял руку.
— Это я плескался, — негромко, но убедительно сказал он. — Я проездом через город издалека, остановился у Козодойки, одежду свою стирал.
— А ты кто такой? Что-то голос незнакомый… — спросил кто-то.
— Погодником меня зовут, — ответил Погодник таким тоном, словно это все объясняло.
Толпа действительно потеряла к Погоднику интерес — принялись обсуждать какого-то Мешка, который как раз сегодня ночью, как говорили соседи, дома не ночевал. Мешка на площади не оказалось, и это сочли еще более подозрительным — кто-то уже собирал команду идти обыскивать его дом.
— Проезжий человек, значит, — протянул тихим голосом вдруг толстяк в драном свитере, оказавшийся около Погодника. — А в город тебя пустил, значит, Сторож?
