Александр Громов - Циклогексан (сборник)
– Ну что стоишь столбом? Пошли.
– Куда?
– Куда угодно, только подальше отсюда. Скользнул я, понимаешь ли, неудачно… то есть мы скользнули неудачно. Пошли, пошли, нечего тут… Я этот мир знаю, аборигены в нем, понимаешь ли, шибко любопытные…
Следующие полчаса не хочу и вспоминать. С моей сегодняшней точки зрения, я вел себя как исключительный балбес. Хорошо уже то, что не принял дядьку за маньяка-насильника. Последовал за ним – еще лучше. Но вопросы задавал самые идиотские и вообще был готов запаниковать.
Но не запаниковал, чем и определил свою судьбу.
Продравшись сквозь какие-то заросли, мы одолели железнодорожную насыпь. Рельсы удивили меня формой, а колея была раза в полтора шире, чем полагается.
– Мир этот, понимаешь ли, сейсмический, – объяснял мне позднее Балыкин. – Трясет редко, но если тряхнет, так уж тряхнет… Строения видел?
Чего ж не увидеть. Обзор с насыпи был отменный. Вокруг, сколько хватал глаз, простирались кварталы приземистых, как фортификационные сооружения, зданий. Редкие «небоскребы» в шесть-восемь этажей выглядели особо монументальными – их стены имели наклон внутрь. Как бастионы. Боюсь даже загадывать, сколько баллов нужно такому дому, чтобы развалиться.
За кустами на противоположной стороне насыпи шла набитая тропинка. Людей поблизости не было никого, что устроило Балыкина как нельзя лучше.
– Вон те деревья видишь? Скользить будем оттуда.
Что значит «скользить»? С деревьев, что ли, скользить? А куда? И, главное, зачем? По пути к упомянутым деревьям я донял Балыкина вопросами. Сначала он отвечал, хотя и неохотно, на некоторые из них, а потом велел мне заткнуться. Он был мрачен, держался за бок, морщился, скалил зубы по-волчьи, и по всему было видно, что ему приходится терпеть боль. Похоже, он был ранен, но крови я по-прежнему не видел. Бронежилет?.. Не было на нем бронежилета. Стреляли пластиковой пулей из травматика? Но травматик – оружие самообороны. И зачем ему глушитель?
Ничего мне не было понятно, кроме того, что я случайно оказался на месте каких-то разборок. Кого, с кем – неясно. Второй момент: мы куда-то перенеслись. Это не наш мир. Балыкин так и сказал, что не наш. Иная планета? Ну, в некотором смысле – иная. Хотя занимает в том мире такое же место, какое в нашем мире занимает привычная нам Земля. И этот сейсмоустойчивый город с неизвестным названием соответствует Москве. Даже железная дорога с сейсмобоязненной колеей проведена здесь точно так же и тянется, надо полагать, к Серпухову.
Я задал еще массу безответных вопросов и надоел-таки Балыкину.
– Слушай, ты обратно попасть хочешь, нет? – не спросил, а прямо-таки взрыкнул он, глядя на меня с отвращением.
Я ответил утвердительно.
– Тогда молчи и делай, как я скажу. Мне придется взять тебя на руки… то еще удовольствие. У меня, понимаешь ли, кажется, ребро сломано. Мне нужно, чтобы ты хотя бы не дергался. Обещаешь?
– Еще чего! – возмутился я. – Меня – на руки?
– Можно на плечи. Не хочешь? Тогда ты останешься здесь, а я…
С этими словами он начал таять. Я хотел было кинуться к нему, но он исчез. Правда, секунд через десять появился вновь.
Зря он это сделал. Только внушил мне уверенность в том, что меня не бросят на произвол судьбы. Пришлось ему убеждать меня словами:
– Кто ты в этом мире? Человек без паспорта. Ничего не знаешь, даже языка. В психушку тебя сдадут, это еще в лучшем случае, но, зная аборигенов, я бы, понимаешь ли, на это особо не рассчитывал. Ты скользун из иного мира, прибывший сюда не иначе как с подрывными намерениями. В оборот тебя. Я бы на твоем месте не торопился познакомиться с соответствующим, понимаешь ли, департаментом местной контрразведки…
– Какой я вам скользун? – хорохорился я. – Сами вы…
– Ну да, я скользун! – сердился Балыкин, устрашающе шмыгая носом. – И ты скользун, только необученный. Природные способности… Так бывает. Иногда они, понимаешь ли, просыпаются спонтанно. Я для чего к тебе кинулся? Хотел скользнуть вместе с тобой, спасти тебя, дурака… Да ты сам… Твое счастье, что ты скользнул не куда-нибудь, а в этот мир, он ближайший, скользить сюда одно удовольствие. Иначе бы я тебя еще поискал по мирам, и не факт, что нашел бы. Но обратно ты сам не выберешься, вероятность – один к тысяче. Лезь мне на спину, только осторожно – ребро болит.
– А почему ребро?..
– Когда в меня попали, я уже был в скольжении. Частично в нашем мире, частично, понимаешь ли, – в этом. А пуля так устроена, что она из мира в мир скользить не может.
– А кто стрелял?
– Не знаю! Но тебя бы тоже убрали, на что им свидетель?
– А…
– Заткни фонтан и дай мне тебя вытащить, кретин! Вот тебе спина, полезай.
Я и сейчас не люблю грубиянов, а в четырнадцать лет не любил особенно. У кого из мальчишек не ущемлено самолюбие? Первое, что пришло мне в голову, это дать ему хорошего пенделя, когда он повернулся ко мне спиной и согнул ноги в коленях, – влепить как следует и смыться. Хорошо, что я этого не сделал.
Он взвыл от боли, когда я влезал к нему на закорки, но выдержал. И мир приземистых зданий-бастионов начал таять…
В каком-то проулке между бетонным забором и уже упомянутой насыпью, в проулке, благоухающем привычными ароматами зелени, мочи и выхлопных газов с ближайшей магистрали, он сунул мне в руку бумажку с телефоном:
– Позвони.
И растаял.
Глава 3
Ну вот, наконец-то я нашел случай рассказать, как мой герой дошел до такой жизни. Ну разумеется, он от рождения наделен редчайшей способностью проникать в соседние миры. А вы как думали? Пока еще это у него получается только в состоянии стресса, да и то не всегда. Но подавляющее большинство людей не наделено способностью даже эпизодически заглянуть в смежный мир, так что мой герой – о-го-го! Уникум и потенциальный скользун высшего разряда. Удобное свойство – ускользать. Например, из-под расстрела. Читающая публика любит волшебные сказки.
Правда, я все же чуток подпорчу ей настроение, пусть даже с ущербом для тиража и гонорара. Публика обожает баловней судьбы а-ля Золушка или Гадкий Утенок. Король Лир со своим «из ничего не выйдет ничего» кричал в пустоту. О, я знаю людей! Они еще готовы терпеть феноменальный успех, достигаемый через преодоление внешних обстоятельств, но уже от описания преодоления собственной лени читателя начинает колдобить на его диване. Он примеряет ситуацию на себя, и ему неуютно. Ха-ха. Ему хочется, чтобы подарки судьбы сыпались на тех, кто для этого палец о палец не ударил. Это же фантастика. Она о том, чего не бывает. Зато любой критик признает в моем бессердечии не авторский произвол, а суровый реализм. Иногда и от критиков бывает польза. А читатель пусть не думает, что в сказку попал.
