Сборник - Фантастика, 1983 год
Через несколько секунд Авилов снова вернулся в кабинет и раскрыл одну из папок с материалами обмеров фундаментов и остатков обрушенных стен Радужного дворца. Сейчас особенно привлек его внимание обмер Царского зала. Авилов на отдельном листе обозначил его контуры и проставил размеры, потом принялся пересчитывать цифры, уменьшая их до масштабов акварели. И громко рассмеялся! Это было замечательно.
Акварель точно в сто раз уменьшила размеры, нигде не погрешила против пропорций… С кухни донеслось шипение - перекипела вода и залила конфорки. Вскочил, побежал на кухню, выключил газ… Мелькнула еще одна догадка - открытие! A рисовать теперь надо по памяти, то, что он смог прежде увидеть через казуаль, рисовать на том листе, где проставлены точные размеры, заполняя рисунок деталь за деталью, но только увеличив размеры.
Потом с помощью казуали можно будет посмотреть акварель и проверить: правильно ли разглядел стены дворца, изображенные под углом и “распрямленные” казуалью? Детали, зафиксированные в перспективе и удаленные от рисовальщика акварели, теперь представали в прямом изображении на плоскости. Фрагменты отделки, очень мелкие, едва, казалось, намеченные на акварели, казуаль помогла разглядеть и передать точно, во всяком случае, похоже. Но это еще предстояло проверить по другим работам Петра Ивановского - не повторил ли он где-либо эти мотивы целиком или, возможно, перенес какие-то их черты, ведь почерк мастера, даже вопреки желанию, переходит из работы в работу, какими бы разными эти работы ни были. За долгие годы накопления опыта реставрации Авилов научился распознавать почерк разных мастеров.
К концу дня Авилов сделал наброски нескольких помещений Радужного дворца. Временами он подходил к кульману, где был прикреплен огромный лист ватмана с наброском фасадной части, хотя и без множества деталей: лепнины, скульптурных групп, необычных конфигураций кровли, которыми Радужный дворец особенно славился; именно система куполов кровли, переходящих друг в друга, и материалы, ее покрывавшие, создавали особое свечение над дворцом не только ясным днем, но и в ненастье. Очевидцы описывали, как сияли позолоченные металлические листы, чередующиеся с толстыми глыбами хрустального, крупных граней стекла. Сияла майолика, терракота, фаянс и фарфор, из которых были сделаны многочисленные гребенчатые соединения золоченых листов металла и хрустального стекла. Подобной кровли не было ни на одном известном строении в мире. Столетие спустя появившееся в России электричество было использовано для искусственной подсветки кровли и фасада Радужного дворца и тем закрепило его название… Разглядывая фасад Радужного, воссозданный им по фотографиям и описаниям, Авилов пытался соотнести убранство внутренних помещении, их отделку с особенностями замысла Петра Ивановского. Сохранились записи его современников, где отмечалось, что “этот терем-дворец, снежная ледяная горка - диво-дивное из сказки, как искони представлял народ перо жар-птицы”…
Авилов улыбался - неужели и ему удастся ухватить перо жар-птицы, восстановить дворец для любования людей, как мечту о прекрасном, веками живущую в сердцах людей?
В конце дня позвонила Инна Ростиславовна и по давнишней привычке, как добрый друг, с особой озабоченностью спросила, как себя Вадим Сергеевич чувствует, как настроение, не стряслось ли чего - ведь накануне он был таким раздраженным! Вадим Сергеевич заверил, что все нормально. Инна Ростиславовна попросила его послушать по телефону несколько страничек заявки на их книгу. Сегодня уже отступать Вадиму Сергеевичу было бестактно, тем более что напористая Бенева взяла на себя и его часть работы. И вообще, в последние годы, когда Инна Ростиславовна овдовела, она заботилась о заскорузлом холостяке, “раке-отшельнике”, как она его называла с милой улыбкой.
Инна Ростиславовна читала ему по телефону о том, что в победном 1945 году Советское правительство приняло решение о восстановлении памятников зодчества, о том, что зодчих чаще можно было видеть не за чертежными досками, не за кульманами, а в архивах, в хранилищах, библиотеках, музеях - искали подлинные чертежи, проекты, старинные сметы.
Инна Ростиславовна читала о Елагином дворце. Он ведь сгорел дотла. В Ленинграде это был самый первый опыт возрождения. Именно возрождения, а не реставрации. И сразу же возник вопрос: не подделка ли это? Правомерно ли повторить то, что однажды уже было создано, а столетия спустя разрушено? Спорили тогда, спорят и теперь. До сих пор нет еще единого мнения - как быть, например, с фресками Гонзаго в Павловском дворце? Главный хранитель Павловского дворца-музея Анатолий Кучумов считал, что галерея Гонзаго Павловского дворца имела такую же мировую известность, как знаменитые фрески Джотто, Монтеньи, Рафаэля. Ряд специалистов склонялись к тому, что Павловский дворец без галереи Гонзаго не может существовать и фрески нужно дополнить, дописать то, что было утрачено в результате варварских разрушений во время нашествия.
Другая группа специалистов настаивала на том, что нужно законсервировать драгоценные остатки, уцелевшие после пожара. Инна Ростиславовна читала о единой с Авиловым точке ярения: нужно законсервировать и обеспечить дальнейшую сохранность тех фрагментов росписи, которые уцелели, ибо самая тщательная реставрация никогда не возродит Гонзаго.
Спор этот пока не окончен. Подобные проблемы возникают перед архитекторами чуть ли не каждый день. Далее Бенева начала об их общем друге, коллеге Кедринском: не просто дался Александру Кедрннскому Екатерининский дворец в Пушкине (бывшем Царском Селе). Вот хотя бы плафон Большого зала: площадь восемьсот шестьдесят квадратных метров, а в руках только небольшой рисунок… И все же Екатерининский дворец возрожден в главных его чертах, хотя работы еще много. Разве что-нибудь напоминает о взрывах и бушевавшем здесь пожаре? Все точно как было когда-то. И во внешнем облике, и в большинстве помещений дворца. И все-таки есть ли право на их повторение?
Есть - считает,Вера Лемус, научный руководитель Екатерининского дворца-музея. Она говорит: “Меня тоже смущал вопрос о том, насколько правомерно восстановление того, что было полностью уничтожено. Я пришла к убеждению, что, имея в руках авторский проект или его эскизы, точно зная, что имел в виду при этом архитектор, можно возродить памятники. Подготовительными работами для восстановления архитектурного памятника является научная работа: изучение проектов, исторических документов. Почему же люди сегодняшнего дня, имеющие достаточно таланта, не могут воссоздать этот памятник?
Здесь можно провести аналогию с музыкой. Композитор пишет музыку. Каждый исполнитель трактует ее по-своему, но всетаки доносит до слушателя ту главную мысль, которую вложил в свое произведение композитор. Музыка выражена в определенных нотных знаках, которые не звучат, пока кто-то не прикасается своими руками к клавишам или струнам. И вот, если сейчас люди, слушая Рихтера или Ван Клиберна, которые играют Чайковского, слышат все-таки Чайковского… Погиб оригинал, можно создать копию.
