Василий Головачев - Последний джинн
– Удивительно.
– Скорее не удивительно, иначе Россия не стала бы ведущей державой Системы, наряду с Китаем. Но она уже больше двухсот лет соблюдает целевую программу трезвого образа жизни и поэтому…
– Я знаю, – оборвал собеседника Ульрих.
Пинасс нырнул к зеркальному пилону метро с иероглифической буквой «М» на острие.
Конечно, Ульриха могли отправить в Потсдам и прямо из тюремного блока метро, но он настоял на том, чтобы дорога до гостиницы началась за пределами исправительного учреждения.
Суета в зале ганноверского метро не произвела на него впечатления. Так было и раньше. Зато он внимательно вгляделся в лица пассажиров, больше половины которых представляли собой темнокожее население Земли. К тому же и говорили они в большинстве своем не на немецком или английском языках, а на китайском и всякого рода «суахили», «банту», «кокого» или «манано», то есть на языках всего мира, и это обстоятельство заставило Хорста нахмуриться. Раньше он не замечал, кто его окружает и на каком языке говорит.
В то же время его порадовали представительницы прекрасного пола, которых хватало, молодых и симпатичных, и Ульрих невольно проводил глазами стайку девушек, одетых в нечто легкомысленное, бликующее и прозрачное, подчеркивающее фигуру. В тюрьме доступ к живым партнершам ему был недоступен, половое удовлетворение доставляли витсы.
Линия метро исправно перенесла бывшего заключенного и его проводника в Потсдам.
Вышли из небольшого, со старинными фресками на стенах, зала на крохотную площадь в форме подковы, только что омытую искусственным дождем. Сели в бело-голубое такси, которое за две минуты доставило пассажиров к гостинице «Бранденбург», располагавшейся на Село-штрассе, между церковью Фриденскирхе и Бранденбургскими воротами.
– В десятом веке на месте Потсдама, – сообщил опекун, пока такси скользило в потоке легких аэрокаров над городом, – располагалось славянское поселение. Ваши предки его сожгли и построили крепостцу. В двенадцатом веке Потсдам вошел в состав Бранденбургского маркграфства, а в четырнадцатом получил городские права.
– Хорошо бы обойтись без ликбеза, – буркнул Ульрих.
– Вы здесь бывали?
– Дважды, – соврал он.
– В таком случае могу добавить только, что Потсдам с восемнадцатого века стал второй после Берлина резиденцией прусских королей, где проводились военные парады и смотры. В тысяча девятьсот сорок пятом году именно в Потсдаме, во дворце Цецилиенкоф, вот он, слева, – вытянул руку опекун, – прошла конференция глав правительств победивших стран, в ходе которой…
– Вы немец? – перебил гида Ульрих.
– Болгарин.
– Тогда понятно.
– Что понятно?
– Вы с таким злорадством говорите о победивших.
– Извините, но это исторический факт…
– Да фиг с ним, с историческим фактом! Если бы я родился в начале двадцатого века, этого факта не было бы.
Опекун смешался, не зная, шутит подопечный или нет, и замолчал.
Ульрих вздохнул с облегчением. Выслушивать тенденциозную лекцию о прошлом ему не хотелось.
Гостиница, затерявшаяся среди массивных, готического стиля, башен, была совсем маленькая, даже миниатюрная, двухэтажная, всего на пятнадцать номеров, и Ульрих усмехнулся в душе. В свое время он ради любопытства останавливался в японском отеле «Шиндзуки», в котором могли поселиться сразу три тысячи человек, поскольку номера-ячейки в отеле имели размеры два метра в длину, метр в ширину и метр в высоту.
Опекун заметил его мину.
– Это хорошая гостиница, – сказал он смущенно. – Вам предоставлен двухкомнатный рум-класс со всеми удобствами.
– Спасибо, – сказал Ульрих по-немецки; до этого момента разговор шел на английском.
Они вошли в вестибюль гостиницы, практически безлюдный, если не считать мужчину в сари, сидящего на диване у аквариума.
Тотчас же напротив опекуна соткалась из воздуха фигурка девушки в строгом костюме месседж-оператора, с ангельским личиком.
– Добрый день, господа. Готовы исполнить все ваши пожелания.
– На имя господина Ульриха Хорста, – сказал опекун, глянув на спутника, – заказан номер. До конца года, с правом продления.
– Совершенно верно, заказ подтверждаю. Ваши документы?
Опекун достал розовую карточку с золотым тиснением «Passvort», протянул девушке.
Та провела ладошкой над карточкой, мило сморщила носик, кивнула на старинную стойку администратора.
– Извините, это всего лишь проформа. Прошу подойти и взять ключ.
Девушка растаяла в воздухе и возникла уже за стойкой. Это был всего лишь голографический фантом оператора гостиницы, по сути анахронизм, потому что все гостиницы мира давно отказались от подобного рода обслуживания. Но эта гостиница, принадлежащая ведомству ЕСИН, пока еще жила по-старинке.
На стойке сформировалась зеленая карточка электронного ключа.
Опекун взял ее.
– Номер десять, второй этаж, – вежливо сказала девушка-фантом.
Гости поднялись по лестнице, устланной красным ковром, на второй этаж, опекун сунул карточку в щель ключа, открыл дверь, и они вошли.
Ульрих, остановившись на пороге, оглядел номер.
Две небольшие комнаты со стильной современной мебелью.
В первой – диван-трансформер, накрытый шкурой белого медведя, светильник в потолке, напоминающий по форме кусок льда, статуэтки троллей по углам комнаты, ворсистый ковер на полу, вириал инка на стеклянном столике за диваном.
В другой комнате большая двуспальная кровать, вычурные панно по стенам, множество ниш с хрустальными бокальчиками, бар, цвет стен жемчужно-серый – видеопласт, конечно.
Оба окна выходят в парк.
Ульрих заглянул в туалетный блок, закрыл дверь.
Опекун, не разглядев на лице нового постояльца каких-либо особых чувств, развел руками:
– Без излишеств, сами понимаете. Какие-нибудь пожелания, просьбы есть?
– Документы, кредит.
– Ах да, извините. – Опекун отдал Ульриху его паспорт, достал из кармана еще одну карточку цвета слоновой кости, с выбитым на ней номером и буквами SDM. – Ваш кредит – сто тысяч евриков. Для его пополнения вам придется устраиваться на работу. Комиссия готова помочь.
– Не надо, я сам найду работу. – Ульрих повертел в пальцах кредитную карточку; эту сумму – сто тысяч евро – он в тюремном учреждении заработал сам. – Это все?
– Вы изучали инструкцию, должны помнить, что все зависит от вашего поведения.
– Помню.
– Отлично. Могу добавить, что вылет за пределы Солнечной системы для вас ограничен. Покидать Землю вы сможете только после официального запроса и изучения причин просьбы Комиссией.
Ульрих растянул губы в узкую полоску.
– Я чувствую, вы не горите особым желанием поддерживать меня.