Стивен Кинг - Мертвая зона
Но когда они приехали на ярмарку в Эсти, где в темноте на центральной аллее мигали голые лампочки, а длинные неоновые спицы чертова колеса мелькали вверх-вниз, она уже забыла о маске. Он был рядом, их ждал приятный вечер.
Они пошли по центральной аллее, держась за руки, почти не разговаривая, и Сара поймала себя на том, что вспоминает ярмарки своего детства. Она было родом из Саут-Париса, городка, производившего целлюлозу, в западной части штата Мэн, а большая ярмарка обычно проходила во Фрайберге. Джонни, выросший в Паунале, наверное, посещал ярмарку в Топсеме. По сути, все ярмарки в таких городках походили одна на другую и с годами почти не менялись. Паркуешь машину на грязной стоянке, платишь при входе два доллара, и едва оказываешься на ярмарке, как чувствуешь запах горячих сосисок, жареного перца и лука, бекона, леденцов, опилок и сладковатый аромат конского навоза. Слышишь лязг русской горки для малышей, которую называют «полевая мышь». Слышишь хлопанье ружей в тире, металлический рев репродукторов, которые выкликают номера для игроков в бинго; репродукторы развешены вокруг большого тента, заполненного длинными столами и складными стульями из местного похоронного бюро. Рок-н-ролл по громкости спорит с ревом органа. Доносится нескончаемый крик зазывал – два выстрела за два десятицентовика, и ты получаешь набитую опилками собачку для своего ребеночка. Эй-эй-как-вас-там, стреляйте, пока не выиграете. Ничего не изменилось. Ты снова ребенок, жаждущий, чтобы тебя облапошили.
– Смотри! – остановила она его. – Карусель! Карусель!
– Конечно, – успокоил ее Джонни. Он протянул женщине в кассовой будке долларовую бумажку, та сунула ему два красных билета и две десятицентовые монетки, не поднимая глаз от журнала «Фотоплей».
– Что значит «конечно»? Почему ты так со мной разговариваешь?
Он пожал плечами. Лицо его выражало полную невинность.
– Речь не о том, что ты, Джон Смит, сказал. Важно, как ты это сказал.
Карусель остановилась. Люди слезали и проходили мимо – в основном подростки в голубых армейских рубашках из плотной хлопчатобумажной ткани или расстегнутых куртках. Джонни провел ее по деревянному помосту и подал билеты служителю, у которого был вид самого скучающего создания во вселенной.
– Эко диво, – сказал Джонни, когда тот усадил их в маленькие круглые скорлупки и закрепил страхующую перекладину. – Просто эти кабинки вращаются по замкнутому кольцу, так?
– Так.
– А эти замкнутые кольца уложены на большой круглой тарелке, которая сама вращается, так?
– Так.
– И когда карусель разгоняется, кабина, где мы сидим, вертится по своей маленькой орбите и может развить такую скорость, которая ненамного меньше, чем у космонавтов при взлете с мыса Кеннеди. Я знал одного парня… – Джонни с серьезным видом наклонился к ней.
– Ну да, очередная твоя сказка, – неуверенно сказала Сара.
– Когда этому парнишке было пять лет, он упал со ступенек и заработал маленькую, с волосок, трещинку в шейном позвонке. А десять лет спустя он разогнался на карусели в Топсеме на ярмарке… и… – Он передернул плечами и похлопал ее сочувственно по руке… – Но с тобой, очевидно, будет все в порядке, Сара.
– Ой… Я хочу сойти…
А карусель несла их все быстрее, превращая ярмарку и центральную аллею в наклонное смазанное пятно из огней и лиц. Сара вскрикивала, смеялась, затем начала колотить его.
– Трещинка с волосок! – кричала она ему. – Я покажу тебе трещинку, когда мы слезем, врун несчастный!
– Как, уже чувствуешь что-нибудь в шейном позвонке? – вкрадчиво спросил он.
– Врун!
Они кружились все быстрей и быстрей, и когда пролетали мимо служителя – в десятый? пятнадцатый раз? – Джонни наклонился и поцеловал ее, а кабинка со свистом вращалась по своей орбите, их губы сливались во что-то горячее, волнующее и родное. Затем круг замедлил движение, кабина как бы нехотя сделала еще один оборот и, наконец, покачиваясь и подергиваясь, остановилась.
Они вылезли, и Сара обхватила его шею.
– Трещинка с волосок, балда ты! – прошептала она.
Мимо них проходила тучная дама в голубых брюках и дешевых кожаных туфлях, похожих на тапочки. Джонни обратился к ней, показывая большим пальцем на Сару:
– Эта девочка пристает ко мне, мадам. Если увидите полицейского, скажите ему.
– Вы, молодые люди, считаете себя слишком умными, – презрительно сказала тучная дама. Она заковыляла по направлению к тенту для игры в бинго, еще крепче зажав под мышкой сумочку. Сара прыснула.
– Ты невозможен.
– Я плохо кончу, – согласился Джон. – Моя мама всегда говорила.
Они снова пошли бок о бок по центральной аллее в ожидании, когда мир перестанет качаться у них перед глазами и под ногами.
– Она очень религиозна, твоя мама? – спросила Сара.
– Она баптистка до мозга костей, – ответил Джонни. – Но она ничего. Ее не заносит. Когда я дома, она не может удержаться и вечно подсовывает мне брошюрки, но тут уж ничего не попишешь. Мы с отцом смирились. Я пытался было затевать с ней разговоры – скажем, спрашивал, с кем, черт подери, мог Каин сожительствовать в земле Нод, если его папаша и мамаша были первыми людьми на Земле, ну и всякое такое, но потом решил, что это, в общем-то, гадко, и бросил. Два года назад мне казалось – Юджин Маккарти спасет мир… что до баптистов, то они по крайней мере не выставляют Иисуса кандидатом в президенты.
– А отец твой не религиозен?
Джонни рассмеялся.
– Не знаю. Во всяком случае, не баптист. – На мгновение задумался и добавил: – Он плотник, – будто это все объясняло. Сара улыбнулась.
– Что подумала бы твоя мать, если бы узнала, что ты встречаешься с пропащей католичкой?
– Попросись ко мне в гости, – отпарировал Джонни, – чтобы она могла всучить тебе несколько брошюр.
Сара остановилась, продолжая держать его под руку.
– Ты хочешь пригласить меня к себе домой? – спросила она, глядя ему в глаза.
Добродушное лицо Джонни посерьезнело.
– Да, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты познакомилась с ними… и наоборот.
– Почему?
– А ты не знаешь? – мягко произнес он, и вдруг у нее перехватило горло и застучало в висках, и слезы уже готовы были навернуться на глаза. Она сильно сжала его руку.
– Джонни, ты мне нравишься, ты знаешь это?
– Ты мне нравишься еще больше, – серьезно сказал он.
– Покатай меня на чертовом колесе, – вдруг потребовала она с улыбкой. Больше никаких разговоров на эту тему. Сначала надо все обдумать, попытаться заглянуть в будущее. – Я хочу взлететь наверх, откуда мы все увидим.
– Можно тебя поцеловать наверху?
– Дважды, если успеешь.
