Андрей Ливадный - Форма жизни
Разум Мари все еще пытался зацепиться за реальность хмурого осеннего вечера, но ее душа, не выдержав удара, надломилась и уже существовала вне этого мира, который внезапно потерял всякую привлекательность и смысл.
...Через несколько минут ее легкая одежда начала промокать, неприятно прилипая к телу, и она медленно пошла к остановке общественного монорельсового транспорта.
В руках Мари сжимала согнутую пополам папку из прозрачного тонкого пластика, внутри которой содержались официальные документы, свидетельствующие о смерти ее отца...
* * *Оставшись вдвоем, Мошер и фон Браун некоторое время молчали.
— Ладно, Майлер, давай говорить начистоту, — наконец произнес Мошер, щелкнув портсигаром. — Нравится тебе Бюрге или нет, но он прав — мы не можем действовать определенным образом. Есть черта, за которую нельзя переступать. Остановка атмосферных процессоров повлечет за собой гибель множества людей, и не думаю, что этим мы спасем капиталовложения на Марсе.
Фон Браун, прищурясь, смотрел за окно, мимо Мошера.
— Боишься толпы? — тихо спросил он. — Думаешь, не найдется новых кандидатов на освободившиеся места в колонии?
— Найдутся. Но ты напрасно недооцениваешь так называемую толпу. Люди сейчас быстро впадают в крайность, а по всему миру отыщется немало тех, кто недоволен существующей колониальной политикой корпорации.
— И что делать? — Майлер перевел взгляд на своего заместителя. — За последние десять лет в Марсианскую колонию вложено сорок миллиардов евро!
— Да, такими деньгами не шутят, — согласился Дейвид. — Но ты иногда слишком прямолинеен. Нужна толика гибкости.
Фон Браун покачал головой. Мошер всегда удручал его излишней склонностью к намекам и недосказанности.
— Говори прямо, Дейвид.
Мошер прикурил и только затем продолжил развивать свою мысль:
— Мы не виноваты в случившемся, верно? События свалились нам как снег на голову, их никто не мог ни предвидеть, ни тем более предотвратить.
— Дейв, ты решишься преподнести подобные аргументы нашим инвесторам? — раздраженно перебил его Майлер. — Не забывай, что после провала проекта «Европа» мы все еще зависим от денежных поступлений со стороны.
Мошер кивнул.
— Мы говорим об одном и том же. Я лишь хотел подчеркнуть, что эти события, на мой взгляд, больше напоминают стихийное бедствие.
Фон Браун встал. Меряя шагами кабинет, он некоторое время тяжело размышлял над создавшейся ситуацией, потом остановился у выходящего на площадь панорамного окна и обернулся.
— Два месяца назад нечто подобное в этом кабинете утверждал Френк, — произнес он, глядя на Мошера. — Ты можешь разыгрывать перед Бюрге наивное непонимание, но Лаймер предвидел развитие событий, помнится, даже говорил о том, что нам грозят серьезные проблемы. Как назвал он эту пакость? Внеземной формой жизни? Помнишь, как выторговывал он у меня эту отсрочку, ссылаясь на необходимость исследований? К чему они привели? Он был лучшим специалистом корпорации, причем, что немаловажно, проверенным специалистом. Теперь он лежит в холодильнике морга, а вместе с ним — целая смена инженеров и рабочих. События непоправимые. Скажи, кому теперь доверить это дело? Толмачеву, которого трясет, как только он переступает порог моего кабинета? — Фон Браун брезгливо поморщился. — Нужно реально что-то делать, Дейв, иначе корпорацию ждут потрясения еще более худшие, чем были в случае с «Европой».
— Послушай, Майлер, я помню разговор с Френком. Он ведь не просто выторговывал время для своих исследований, он, кажется, упоминал о перспективах...
— Из семи спасателей, занимавшихся после взрыва на заводе расчисткой завалов и извлечением трупов, в живых не осталось никого, — резко возразил фон Браун. — Там не было излучения, не зафиксировано никаких бактериологических загрязнений или выбросов ядовитых химических веществ. Спрашивается, почему они умерли?
— Не знаю, — откровенно ответил Мошер. — Я читал результаты вскрытия погибших при взрыве людей. Это ведь действительно была промышленная катастрофа! — повысив, против обыкновения, голос, напомнил он. — Службы земного карантина не обнаружили никаких патологических изменений во внутренних органах.
— Да, потому что им подсунули исключительно чистые трупы. А семерых спасателей никто не вскрывал, — напомнил собеседнику Майлер. — Туда никто не может войти — техника отказывает, продвинувшись всего на полкилометра в глубь зоны, люди способны проникнуть дальше, но потом связь внезапно обрывается и об их судьбе остается только гадать. Исключением из этого правила стал только отец бедняжки Мари... — Майлер вернулся в свое кресло и, протянув руку, взял портсигар Дейвида. — Он не погиб при взрыве — его лишь сильно контузило, и Френк сумел продержаться там несколько дней, преодолев пространство в двадцать пять километров. — Фон Браун вытащил сигарету, прикурил и спросил, выпуская дым: — Так кто, по-твоему, сначала поджарил его, а затем отрезал ему башку, если, кроме спасателей, в зону взрыва не проникала ни единая душа?!
Дейвид Мошер некоторое время размышлял над заданным вопросом.
— Один из них, больше некому, — с раздраженной растерянностью в голосе вынужден был признать он. — Труп Френка обнаружили возле самого периметра утром седьмого дня после взрыва. Карантинный купол бригады спасателей уже тогда не отвечал на радиосвязь. Посмотри, вот увеличенные кадры района, сделанные с орбиты в тот злополучный день, когда после восхода солнца охрана периметра увидела тело Френка. — Мошер протянул руку, коснувшись нескольких сенсоров на терминале.
Картинка оказалась нечеткой, расплывчатой, — давало себя знать близкое присутствие работающего атмосферного процессора, который, помимо вновь образованного кислорода, с периодическими интервалами выбрасывал в небеса специально разогретую углекислотную смесь. Расползаясь в верхних слоях марсианской атмосферы, она образовывала плотный, постоянно подпитываемый облачный слой, необходимый для поддержания парникового эффекта на поверхности преобразуемой планеты. Эта мера была призвана сгладить резкие перепады между дневными и ночными температурами и работала весьма эффективно.
Затрудненное наблюдение за поверхностью планеты с ее орбит было одним из характерных неудобств технологии углекислотного облачного щита, но с этим приходилось мириться.
— Вот эти пятна, — Дейвид постучал пальцем по защитному стеклу монитора, — определены как тепловые сигналы человеческих тел. Об этом же свидетельствуют личные радиомаяки, но я делаю упор не на них, а на тепловой отпечаток, чтобы ты понял — они были живы на тот момент, но по непонятной причине ушли из купола и разбрелись кто куда.