Колин Уилсон - Страна призраков
— Кстати, дочь, когда находится в отдалении, способна передо мной являться.
— Каким образом?
— Тебе доводилось слышать о перемещении духовной сущности человека?
— Что-то не припомню.
— Я имею в виду способность представать перед людьми, будучи при этом на расстоянии.
— Ах вон оно что, — сообразил Найл. — Мне однажды тоже удалось…
— Вот как? — Симеон взглянул на друга с интересом.
— Это случилось, когда я впервые попал в Белую башню.
Симеон был одним из немногих, кому Найл рассказывал о том, что происходило с ним в капсуле времени.
— Я тогда бежал из дворца Каззака. Старец велел закрыть глаза, и я вдруг снова очутился во дворце перед Каззаком и моей матерью.
— И что дальше?
— Попытался заговорить, но вместо этого опять оказался в Белой башне.
— А проделать такое повторно кишка тонка?
Найл лишь пожал плечами.
— Да я, собственно, ничего и не проделывал. Все совершил Старец. Только вот как, я не знаю.
— Зато знает моя дочь, — твердо сказал Симеон.
— А как ей такое удается, не рассказывала?
— Нет. Но вполне может разъяснить это тебе. Я как раз послал за ней Джариту.
Найл плеснул себе меда, но пить передумал: неровен час, разморит.
— Ну а ты на такое способен?
— Куда уж мне.
— А мне и подавно.
— Не скажи. Общаться на расстоянии с матерью — это уже своего рода перемещение духовной сущности.
— Может, оно и так, — согласился Найл, хотя и без особой уверенности.
Подошедшая вскоре Леда отказалась от меда, ограничившись водой. Она без труда прочла вопрос, мысленно заданный ей Найлом.
— Твой брат сейчас спит, а мать дежурит у его постели.
— Вот и славно.
Он задал еще один занимающий его вопрос.
«Отчего, по-твоему, та комната обустроена именно вокруг деревьев?»
— Возможно, для того, чтобы исцелять больных. И лошадям в такой конюшне хорошо.
— Он хочет знать о перемещении духовной сущности, — перешел к делу Симеон.
— Желаешь понять, как оно осуществляется? — спросила Леда, оборачиваясь к Найлу.
Тому стало неловко. Он было думал уклониться от ответа, но взгляд этих спокойных серых глаз вызывал на откровенность.
— Да.
Она повернула ему руки ладонями вверх и пытливо в них всмотрелась.
— А что, все данные налицо. Сильная линия воображения.
— При чем здесь воображение?
— В этом деле всему основа — визуализация.
Найл растерянно промолчал.
— Куда бы ты хотел послать свой дух?
— Сейчас покажу. — Поднявшись, он провел Леду в соседнюю комнату с балконом, что выходит на площадь. — Вот сюда.
— Хочешь, чтобы тебя отсюда было видно?
Ее смекалистость приятно удивляла. Леда ухватывала мысли буквально на лету; ничего не приходилось разжевывать.
— Именно. Но что для этого требуется?
— Давай-ка объясню, как это впервые произошло со мной, — сказала Леда. — Случилось так, что я очутилась вдали от города, ухаживала за больной сестрой. Дома остался отец. Через неделю-другую я затосковала — очень тянуло к своим. И вот как-то вечером, сидя у себя в комнате, я задумалась: а что-то они там поделывают без меня? Живо представила нашу гостиную и вдруг в самом деле ее увидела: вот за столом сидит ребятня, а отец подносит блюдо с бататами. Затем он на меня посмотрел, и вид у него был, скажу я вам…
— Чуть блюдо не уронил! — расхохотался Симеон.
— Я опять оказалась в доме сестры, — продолжала Леда, — но понимала: что-то произошло. А когда вернулась, все — и отец, и дети — в один голос сказали, что меня видели. И с той поры начало получаться.
— Ты видел ее отчетливо? — спросил Найл.
— Как сейчас, буквально наяву. Я подумал, что дочка возвратилась. А она возьми и исчезни.
— Интересно, а это любому дано?
— Было бы желание, настоящее.
— Но… как?
Найл хотя и верил рассказу, но в голове не укладывалось, как такое возможно, во всяком случае для него.
— А ну-ка закрой глаза, — спокойным голосом приказала Леда, и Найл повиновался. — Теперь попытайся представить комнату, в которой сейчас находишься. Тебе в ней знаком каждый уголок. Можешь сказать, какого цвета здесь стены? Глаза не открывай.
— Ммм… желтоватый такой? — спросил Найл неуверенно.
— Открой глаза, оглядись.
Стены, как выяснилось, были синие.
— Опять закрой. Здесь на столике цветок в горшке. Укажи на него.
Найл указал. По команде открыть глаза убедился, что рука направлена не совсем туда, куда нужно.
— Как же ты думаешь визуализировать комнату, которую даже толком не помнишь? Если хочешь перемещать дух, надо всматриваться так, чтобы в памяти засела каждая деталь.
— Когда устал, это непросто… — признался Найл. И тут ему в голову пришла мысль: — Стоп. Кажется, есть ответ.
Он молча прошел в спальню и, порывшись в ящике комода, вынул из-под стопки белья золотистый медальон — округлый, на изящной цепочке, — который на ладони протянул Леде.
— Вот. Зеркало мысли. Мне его дали в Белой башне.
— Для чего оно? — спросила Леда, не притрагиваясь к вещице.
— Фокусирует ум. В первый раз, когда использовал зеркало, я в считанные минуты запомнил план города.
Надев на шею, он под туникой опустил медальон на грудь так, чтобы выпуклая сторона прилегала к коже как раз над солнечным сплетением.
— Сейчас я с его помощью запомню комнату.
И Найл перевернул медальон другой стороной.
Он уже позабыл, насколько болезненным может быть при этом ощущение, если ум утомлен. Сердце на мгновение застыло, вслед за чем учащенно забилось, как после прыжка в ледяную воду.
— Больно?
От Леды не укрылось, что Найл поморщился.
— Немножко.
К ощущению он вскоре приноровился. Все в комнате выглядело теперь более четким, контрастным. Даже свет, казалось, отражался от большего количества поверхностей. Хотя, разумеется, это лишь усилилось персональное восприятие.
Он внимательно оглядел комнату, запоминая детали интерьера. Усилий никаких не потребовалось — куда легче, чем в свое время запомнить карту города. Всего-то надо было приметить несколько предметов и их положение относительно друг друга. Секунда-другая.
— Я готов, — объявил он. — Что теперь?
— Теперь иди назад в спальню и попытайся представить эту комнату. Погаси свет, если так будет сподручней.
Гасить свет в спальне даже не понадобилось. Едва прикрыв глаза, он воссоздал соседнюю комнату так живо, будто сам там находился — налицо каждая деталь. И вместе с тем он пребывал в спальне, а комната смотрелась как бы сама по себе. Что-то было не так, и это удручало.
