Василий Головачев - Вне себя
В девятом Ф-превалитете «командовала парадом» цифра девять, обозначающая совершенствование идеи и зарождение живого существа – ребёнка, а формы пространственной организации вырастали из трансцендентной сути многогранника, имеющего девять граней (число 9 представляло собой «программу» солнечного делания, несущего законченность и совершенство): восемь восьмиугольников (равновесие форм) и один шестиугольник, обозначающий начало творения и взаимопроникновения.
В «десятке» Прохор Смирнов был изобретателем, а работал инженером в виртуальном конструкторском бюро, в «девятке» у него была фамилия Шаталов, и работал он тоже в КБ, но с «атомным уклоном»: рассчитывал варианты термоядерных реакторов типа «Толькомак».
За два месяца блужданий по «матрёшке» Прохор посетил почти два десятка «измерений» (он называл их Ф-превалитетами, хотя «по сути» это и в самом деле были измерения, так как их свойства порождались цифрами), и везде его появление вызывало шок у Прохоров, вдруг обнаруживающих внутри себя «божественный глас». Два из них даже обращались к врачам, после чего он надолго оставил свои походы в недра психик «родичей», пока не научился внедряться в них, не задевая сознания.
Однако совсем завязать с путешествиями по «цифровым» реальностям он не смог. Желание найти девушку, похожую на Юстину, а главное – любящую его, у Прохора не проходило.
Нырнув в «матрёшку» в доме гостеприимного Никиты Ивановича, Прохор сначала пошёл привычной дорогой, шагая по мирам с шагом в единицу.
В двенадцатом Ф-превалитете его «родич» Прохор Смирнов мирно спал.
В тринадцатом – обедал в ресторане с нешумной компанией сослуживцев.
В четырнадцатом за ним гнались на бронемашине, и Прохор, испытав тоскливое чувство разочарования и неуверенности, сбежал в семнадцатый Ф-превалитет. Число семнадцать считалось дающим надежду, способствующим заглянуть в будущее, а её формообразующим модулем был гептаэдр – символ мужчины, выражающий свою истинную природу в единении Духа и Материи.
Но и там у Прохора Смирницкого (такую фамилию он здесь носил) появились проблемы, жена ушла от него, он запил, а переживать смутные движения души пьяного «родича» Прохору «внешнему» не хотелось.
Тогда он и ринулся вниз по числам, перескакивая десятки и сотни, пока не остановился в Ф-превалитете, образованном числом 495.
Это число называлось постоянной Капрекара[3] и порождало квазистационарную пространственную структуру, позволявшую не опасаться колебаний эфира «нижних» слоёв «матрёшки».
Носитель Я-личности Прохора в этом странном мире остался Прохором (не считая слегка изменённой фамилии – Смирноватый) и был очень похож на Прохора «внешнего». Всё остальное отличалось от того, что знал и видел Прохор в своей жизни.
Прохор Смирноватый из узла Капрекара 495 жил в Суздале, но работал сторожем зиндана – местного изолятора для мечтающих о свободе, что весьма озадачило формонавта. В его 11-узле подобное было абсолютно невозможно.
В родном мире Прохора, сформированном под влиянием числа 11, которое «отрицало совершенное число 10», проявляя антагонизм, дуальность Мироздания, единство и борьбу противоположностей, революционное попрание всей законности, он мог свободно передвигаться по всей Земле, так как человечество в 2030 году отменило границы и визы.
В мире Капрекара-495 все страны «забаррикадировались» за политическими, а иные – за физически материализованными стенами, не доверяя друг другу ни на грош, поскольку миром управляла Партия Тотального Пиратства и ни о каком равенстве или свободе речь не шла.
Вынырнув в глубинах психики носителя имени Прохор, Прохор «внешний» не стал тревожить сознание «родича», чтобы не отвлекаться на «шизоидные» переговоры человека с самим собой. Для начала он затаился в психике Прохора Смирноватого и огляделся, постигая особенности мира, в котором царила власть «самопорождённого» числа 495, через память и системы видения «родича».
Формообразующими фигурами в этом мире были тетраэдр, девятигранник и пентаэдр, что отражалось не только на архитектуре городов, но и на архитектонике всей природы.
Проявленная трёхзначной постоянной Капрекара реальность произвела на беглеца тягостное впечатление.
Он уже знал, что все миры с превалитетами выше тысячного больше напоминают ансамбли мыльных пузырей, прорастающие друг в друга вне чувственных сфер человека. И чем ниже – по возрастанию чисел – опускался формонавт, тем меньше материального и больше иллюзорного реализовывали числа и созданные ими формы.
Вселенная рождалась не просто многомерной, она рождалась многослойной, как русская матрёшка, и каждый слой подчинялся своим математическим законам (порождающим законы физические), своим формам, базой которых становились цифры от единицы до десяти, а потом дальше, и дальше, и дальше до бесконечности.
Вообще предпосылкой Бытия всегда была Форма, а первым его проявлением – Движение, названное впоследствии временем. Прохор с детства любил математику, с наслаждением вычерчивал проникновение друг в друга геометрических фигур, что и позволило ему после университета вникнуть в новую науку – формологию и постичь Рупа Дхату – мир форм, определяющий в «матрёшечной» Вселенной законы Бытия.
Несмотря на приличное числовое «расстояние», отделяющее одиннадцатипревалитетный мир Прохора от четырёхсот девяносто пятого мира Капрекара, в этой реальности всё казалось вполне материальным и плотным. Опираясь на свойства постоянной Капрекара – число 495 можно было с помощью шести итераций превратить само в себя – и разложить на базовые формы – тетраэдр, девятигранник и пентаэдр, порождённые цифрами 4, 9 и 5, мир Капрекара не «плыл сам в себе», являясь плотным и массивным. И неуютным. Потому что архитектура города в нём тоже подчинялась цифрам 4, 9 и 5, создающим впечатление массивности и гипертрофированного масштаба, подавляющего волю человека.
Это был Суздаль. Но если в 11-м превалитете Прохора он славился редким сочетанием памятников старины, древнерусского зодчества и строений в стиле хай-тек, созданных современными архитекторами из стекла, алюминия и новейших композитных материалов, этот Суздаль был конкретно иным: тяжеловесным, массивным, застроенным гигантскими по размерам храмами и церквями, придавленными такими же массивными и тяжёлыми крестами.
Монастыри поражали воображение циклопической кладкой, формообразующим элементом которой здесь являлись каменные тетраэдры весом до пяти тонн, а также странные вычурные многогранники, сохранившие природную форму кристаллизации минералов – пяти– и девятигранников.
