В Храмов - Сегодня - позавчера_2
Тут я засомневался - а мы вообще об одной и той же думаем?
- Кому нравиться? Как её имя?
Он назвал. Нет, та самая. Теперь я бил этого борова с максимальной жестокостью, на которую был способен. Пока не вырубил. Потом сел на скутер и уехал. Скутер бросил, джинсовку и джинсы снял и положил в пакет, пошёл в шортах и майке к своему скутеру. Пакет выбросил в мусорный бак через пару кварталов.
И уехал на речку искупаться и успокоиться - после драки у меня всегда руки трясутся.
Пока обсыхал на берегу, думал - вот надо оно мне было? Ещё и прихватят за нанесение вреда здоровью. Но, уж больно он меня взбесил. Такой весь правильный, хороший, а бабу регулярно насилует. Ладно бы просто склонил к сожительству, но ему же надо, чтобы она сопротивлялась. Ему так больше нравиться? Крутым себя ощущает? А с другой стороны, он что-то там блеял, что она сама. Может и правда. Их, баб-то, не поймёшь. Они - всякими бывают. А, пох, уже свершилось.
Поехал на "работу". Жара спала, можно и по заборам с камерами полазить.
Когда я пришёл к ним в следующий раз, они опять смотрели на меня глазами испуганных коров.
- В командировку ездил, - сообщил я им, ставя на стол пакет с продуктами, - как вы тут?
Они переглянулись. За ужином раздавили бутылочку коньяку, малой тоже налили. Выпив, Хозяйка осмелела, задала прямой вопрос - я ли отправил в больницу её обидчика? Я, улыбнувшись, ответил, что не понимаю о чём речь. Мать очень строго зыркнула на дочь, та юркнула в норку и больше не показалась.
По утрам она уходила, меня не будила. Так должно было быть и в этот раз. Но, сквозь сон, я почувствовал нежные руки на своём теле, губы. Не просыпаясь, сгрёб женское тело под себя. Однако, даже сквозь сонливость, "наткнувшись" на "преграду", я почувствовал, что тела этого маловато. Должно быть мягче, мясистее. Отпрянул, открыл глаза.
- Давай же, что тебе стоит?! - взвизгнула Неважно.
Я сел на краю дивана, спиной к ней, накрыл её одеялом с головой. Она ревела, причитала. Потом кричала на меня, затем опять плакала, причитая, что она не красивая настолько, что даже я побрезговал. А подруги её и так считают её бракованной.
Я повернулся, сдёрнул одеяло. В этот раз она прикрылась, закрыв девичьи груди ладошками.
- Девственность - сокровище. Его беречь надо. И подарить её тому, кто достоин, кто оценит. Тому самому, единственному и неповторимому.
- Нет таких.
- Есть. Они есть. И твой где-то ходит, ждёт. И если ты пойдёшь на поводу своих падших подруг, то когда он встретит тебя - он пройдёт мимо. Зачем ему падшая?
- Это сказки для маленьких девочек. Жизнь - дерьмо.
- Дерьмовые люди, чтобы не чувствовать своей вони, стараются вымазать в дерьме всё, что ещё не вымазано. Когда все воняют - никто не воняет.
- Всё ты врёшь! Ты просто побрезговал. Неужели тебе не хочется целки?
- Нет, не побрезговал. Без одежды ты симпатичнее. Но, не для меня. А целка... Уже было. Я тебе не сказку рассказал, а реальную историю. Мою и моей жены.
- А что ж ты тогда тут делаешь? - ехидно спросила она.
- Мою жену убили. Я - мщу. Больше ни о чём не спрашивай.
- Убили? Прости, я не знала.
- Не надо, ты не знала.
- А моя мать?
- Тебе честно или соврать? Правда - она ранит.
- Значит, с матерью - это на время?
- Да.
- А она - всерьёз.
- Мне жаль.
Я встал, не одеваясь, сходил на кухню, поставил на огонь чайник. Когда я вернулся, она лежала на боку, свернувшись калачиком, смотрела в спинку дивана. Услышав мои шаги, она посмотрела на меня, вернее, на мою готовность к "бою".
- Ты хочешь меня, - констатировала она, - Значит, я не страшная?
- Ты симпатична.
- Меж нами что-то могло бы быть?
- Могло, но не будет.
- А если я не буду целкой?
- Не будет. Тебе ещё жизнь строить, а я - уже пропащий. Не стоит.
- А я - хочу.
- Перехочешь.
Чайник закипел, засвистел.
- Кофе будешь? - спросил я, натягивая штаны.
- Буду.
Она пришла на кухню в чём мать родила. Вот ведь оторва! Измором меня решила взять?
- Решила, не мытьём, так катаньем? - спросил я её.
Она улыбнулась:
- А вдруг?
- Если ты продолжишь в подобном ключе - ты меня больше не увидишь.
Она уставилась на меня. О чём она там думала, я не знаю, но спросила:
- Мне одеться?
- Сиди уж. Мне приятно, в конце концов. Но, о "нас" - даже не думай. Пей, остынет.
Молча пили кофе.
- Гош, я, правда, не страшная?
- Правда.
- А почему...? - она замолчала, слова застряли в её горле, а слёзы выступили из глаз.
- Вопрос поставлен не так, потому и не можешь найти ответа. Вопрос - кто? И зачем им это нужно.
Она задумалась.
- Может, тебя гнобят не потому, что ты хуже, а потому что они - полный отстой? - убеждал я, - а если они отстой, стоит ли плакать? Тебе не всё равно, что о тебе подумает свинья? Или ты думала, что став шалавой, избежишь унижений? Нет, всё только усилиться. Они не будут с тобой дружить. На дружбу способны только люди, способные осознать правду. А бляди - они никогда правды не видят, никогда её не признают. Они живут в иллюзиях. И вне лжи - не могут. Жизнь вне лжи их разрушает.
- Я ничего не поняла.
- Представь подругу, что больше всего тебя гнобит. Вот если все кругом начнут к ней относиться так, как оно должно. У неё много парней?
- Да.
- Она - блядь. И, представь - все начнут ей это в глаза говорить. Она будет убеждать - она со всеми и с каждым только по любви. А все смеяться - это же смешно. По любви? К чему? К палкам? Если она окажется в подобной среде - где она всего лишь то, что она есть - половая тряпка - то она умрёт.
- Мне кажется, ты не прав.
Я пожал плечами.
- Девочка, тебе сколько лет? А мне? Я чуток больше тебя видел, чуток лучше разбираюсь в жизни и людях. Потому в моей жизни была настоящая любовь. Чего и тебе желаю.
- А какая она, настоящая?
- Это не объяснить. Это надо осознать, почувствовать. Любые слова, что я скажу - ничего тебе не скажут. Это - то же, что слепому с рождения описать радугу.
- Как я узнаю, что это она?
- Не переживай, поймёшь.
- А если я полюбила, а он - нет?
- Тут или ты ошиблась, или время не пришло.
- В чём ошиблась?
- Что любишь.
- Я не ошиблась. Я люблю тебя.
Она смотрела мне прямо в глаза, упрямо и, по-детски - непосредственно. М-да, убойное сочетание - голая девочка признаётся в любви. Мне.
- Нет. Ты не любишь меня. Это не любовь. Любопытство, желание - плотское, уважение, может быть. Даже отцовские чувства вот так выразились, но не любовь.
- Не решай за меня! Я люблю тебя, я хочу, чтобы ты стал первым! - она вскочила, встала передо мной, вся такая голая, тонкая, юная, страстная. Глаза горят, губы пылают, соски окаменели бордовым, трогательный девичий пупок, пушок на лобке, юношеская припухлость в бёдрах. Вся такая нежная, упругая, сладкая. А, проклятие! У меня аж скулы свело судорогой. Ага, скулы, хе-хе.
