Рэй Брэдбери - Миры Рэя Брэдбери. Т. 6. Электрическое тело пою!
Уайлдер застыл на верхней площадке лифта причальной мачты. Ему захотелось остаться здесь и никуда не спускаться. Огни воплотились в людей — раньше это были слова, слова казались великими, и с ними было так легко управляться…
Он вздохнул. Груз — люди — слишком тяжек. До звезд слишком далеко.
— Капитан! — позвал кто-то.
Он сделал шаг. Лифт провалился. С беззвучным воем они понеслись вниз, навстречу подлинной тверди под ногами и подлинным людям, ожидающим, чтобы он совершил свой выбор.
В полночь приемник для срочных депеш зашипел и выстрелил патроном-сообщением. Уайлдер сидел за столом в окружении магнитных пленок и перфокарт и долго не притрагивался к цилиндрику. Наконец он вытащил сообщение, пробежал его глазами, скатал в тугой шарик, но нет — развернул опять, разгладил, перечитал:
«Заполнение каналов водой завершается через восемь дней. Приглашаю принять участие в прогулке на яхте. Избранное общество. Четверо суток в поисках легендарного затерянного Города. Подтвердите согласие. И. В. Эронсон».
Уайлдер прищурился и тихо рассмеялся. Смял бумажку снова и снова передумал, поднял телефонную трубку, сказал:
— Телеграмма И. В. Эронсону. Марс-Сити, один. Приглашение принимаю. Сам не знаю зачем, но принимаю.
Повесил трубку. И долго-долго сидел, глядя в ночь, укрывшую в своей тени орду перешептывающихся, тикающих, вращающихся машин.
Высохший канал ждал.
Двадцать тысяч лет он ждал, но видел лишь призрачные приливы всепроникающей пыли.
А теперь донесся шелест.
И шелест превратился в поток, в блистающую стену воды.
Словно исполинский кулак ударил по скалам, и хлопнул по воздуху клич: «Чудо!..» И стена воды, гордая и высокая, двинулась по каналам, распласталась на ложе, истомленном жаждой, достигла древних иссохших пустынь, ошеломила старые пристани и подняла скелеты кораблей, покинутых тридцать веков назад, когда та былая вода выкипела до дна.
Прилив обогнул мыс и вознес на своем гребне яхту, новенькую, как самое утро, со свежеотлитыми серебристыми винтами, латунными поручнями и яркими, вывезенными с Земли вымпелами. Яхта, пока что причаленная к берегу, носила имя «Эронсон I».
На борту был человек, носящий то же имя, и он улыбнулся. Мистер Эронсон прислушивался к тому, как журчит вода под килем его корабля.
И сквозь журчание прорвался гул — это прибыл аппарат на воздушной подушке, и треск — это подкатил мотоцикл, а из поднебесья, привлеченные блеском воды в старом канале, через горы, как по волшебству, слетались люди-оводы с реактивными ранцами за плечами и зависали на месте, будто усомнившись, что столько жизней могут столкнуться здесь по воле одного богача.
А богач, оскалясь усмешкой, обратился к ним, своим чадам, суля укрытие от жары, еду и питье:
— Капитан Уайлдер! Мистер Паркхилл! Мистер Бьюмонт!..
Уайлдер посадил свой аппарат.
Сэм Паркхилл бросил свой мотоцикл — он увидел яхту и тут же влюбился в нее.
— Черт возьми! — воскликнул Бьюмонт, профессиональный актер, один из стайки тех, кто плясал в небе, как пчелы на ветру. — Я не рассчитал свой выход. Я явился слишком рано. Нет публики!
— Призываю вас аплодисментами! — крикнул в ответ богатый старик и захлопал в ладоши. Затем добавил: — Мистер Эйкене!
— Эйкене? — переспросил Паркхилл. — Знаменитый охотник?
— А кто же еще!..
И Эйкене спикировал вниз, словно решил схватить их всех хищными когтями. Он и сам себе казался похожим на ястреба. Жизнь, полная приключений, отточила его и выправила, как бритву. Падая, он будто разрезал воздух, обрушивался неотвратимым возмездием на людей, не причинивших ему ни малейшего зла. Но за миг до катастрофы все-таки преодолел себя, затормозил и с легким свистом коснулся мраморной пристани. Узкую его талию стягивал патронташ. Карманы у него топорщились, как у мальчишки, совершившего набег на кондитерскую. Не составляло труда догадаться, что он весь начинен сладостями-пулями и деликатесами-гранатами. Своевольный ребенок, он сжимал в руках диковинную винтовку, казалось, только что оброненную Зевсом-громовержцем, хоть и с маркой «Сделано в США». Лицо его загорело до черноты, а глаза, зеленовато-синие кристаллы на морщинистой от солнца коже, светились сдержанным любопытством. Выпуклые мускулы африканца обрамляли белую фарфоровую улыбку. Планета едва не застонала, когда он дотронулся до нее.
— Рыскает лев по земле Иудейской! — раздался голос с небес. — Воззрите же на агнцев, приведенных на заклание!..
— Ради Бога, Гарри, помолчи хоть минутку! — откликнулся другой, женский голос.
И два новых мотылька, бесприютные души, опасливо затрепетали крылышками на ветру.
Богач был вне себя от восторга.
— Гарри Харпуэлл!..
— Воззрите и на ангела Господня, пришедшего с благовестом! — продолжал парящий в небе. — А благовест тот возвещает…
— Он опять пьян, — прокомментировала женщина, которая летела впереди и не оглядывалась.
— Мигэн Харпуэлл, — произнес богач тоном антрепренера, представляющего свою труппу.
— Поэт, — произнес Уайлдер.
— И барракуда, жена поэта, — пробормотал Парк-хилл.
— Я не пьян! — крикнул поэт ветру. — Я просто весел!..
И тут он низвергнул ливень смеха, и все, кто был внизу, испытали позыв вскинуть руки, заслоняясь от потопа.
Поэт снизился, как толстый надувной змей, и, жужжа, пронесся над яхтой. Жена поэта поджала губы, а он сделал ручкой благословляющий жест и подмигнул Уайлдеру с Паркхиллом.
— Харпуэлл! — воскликнул он. — Это ли не имя, достойное величайшего поэта нашей эпохи![15] Поэта, которому она тесна и который весь в прошлом, таскает кости из гробниц корифеев, но летает на этой самоновейшей кофейной мельнице, на этом чертовом ветрососе, и призывает сонеты на ваши головы… Мне жаль прежних простодушных святых — у них ведь не было таких невидимых крыльев, они не могли закладывать виражи, кружить и реять с псалмами либо проклятиями. Бедные бескрылые воробьи, обреченные прозябать на земле! Только гений их мог воспарить, только муза могла познать сладкие муки воздушной болезни…
— Гарри! — воззвала жена с причала, прикрыв глаза.
— Охотник! — вскричал поэт. — Эйкене! Вот тебе самая крупная дичь на свете — летающий поэт. Я обнажаю грудь. Выпусти свое медоносное жало! Сбрось меня наземь, как Икара, пусть из ствола твоего ружья вылетит солнечный луч! Запали пожар, чтобы небо перевернулось и хлеб, воск, ладан и лира в единый миг обратились в деготь… Внимание, целься, пли!..
Охотник в шутку поднял винтовку.
