Павел Комарницкий - День ангела
«Помнишь, ты недавно запустила процесс…Ты уже готова забеременеть» — это мама Маша.
«Да… Мама, при чём здесь?! Когда?!»
«Сейчас. Вот сегодня. И рожай, по крайней мере, от тебя останется что-то, если… Хоть что-то. Хоть такой…»
* * *Люк, закрывающий проход, растаял, как не было. На пороге неслышно возникает Ирочка. Стоит неподвижно.
«Рома, ты же не спишь. Встань, пожалуйста»
Я раздумываю. Уж если просит встать — разговор будет очень серьёзным, вопросы попроще Ирочка легко решает в любом положении.
«Нет, родная. Лучше ты ложись ко мне. Видишь ли, если я встану, мне от тебя не отбиться, а лежачего, я надеюсь, ты колотить не станешь»
Разумеется, шутка так себе, но всё-таки лучше, чем…
Она вздыхает. Медленно идёт ко мне, ложится рядом. Я чувствую некоторый дискомфорт — одни мохнатые подушки, ни одеяла, ни даже простыни — не сообразил попросить простынь… Непривычно спать на полу в таком виде. Ладно хоть, здесь очень тепло. И ковёр мягкий, стерильно чистый.
Ирочка прижимается ко мне. Крепко, ещё крепче. Я глажу её, ласкаю, чувствуя дрожь её тела.
«Рома, научи меня — как мне жить?»
«Родная, не порти мне настроение своим нытьём. Ваши ребята обещали — меня не сдадут ни при каких обстоятельствах. Ты им веришь?»
«Не сдадут, верно. Но ты не ответил на вопрос — как мне жить, если тебя убьют?»
«Я же предлагал тебе — давай раскусим кольцо»
В мозгу мелькает образ: рука Ирочки с растопыренными в «тигровую лапу» пальчиками. Я зажмуриваюсь. Уф, пронесло…
Ирочка глухо, страшно застонала так, что я судорожно прижал её к себе. Пошутил, дуболом… И когда я наконец отучусь ляпать, не думая?
— Ну прости меня, прости… Маленькая моя…
Я ощущаю, как она твердеет, принимая решение. Какое такое решение?
— Нет, Рома. Ты думаешь, я позволю тебе заниматься таким делом одному? Я буду рядом, хоть как.
Что? Что?! Что?!!
— Да, да. Рома, это наилучший выход. Они не знают, кто я, они же меня в грош не ставят. Обычная самочка для сексуальных утех, свойственных дикарям.
Она коротко рассмеялась.
— Я же у тебя красивенькая блондинка. «Скажите, это второй этаж?» «Нет, третий» «А где второй?». Вот и пусть так думают. Когда поймут, будет поздно. Если, конечно, вообще успеют понять.
Я смотрю ей в глаза, судорожно стискивая, как удав. В её глазах ещё плавает задавленный страх, но на дне уже зажглись знакомые огоньки.
«Рома, если ты хочешь меня задушить, то так не получится»
— Я. Тебе. Не. Позволю. Ясно тебе?
— Позволишь, Рома, никуда ты не денешься. Во-первых, я старше по должности. Во-вторых, ты же видел нашу с тобой диаграмму? Зачем вся эта болтовня? Или ты и в самом деле хочешь, чтобы я бродила в смертной тоске, как эта… ну… да, тень отца Гамлета? И сама призывала свою смерть?
— Но…
— Всё, Рома. Решение принято!
Её глаза занимают всё моё поле зрения.
«Мама права — мы с тобой теряем наше время. Ты обещал мне минимум пятерых детей, и прошло уже больше полугода, а где?.. Хватит отлынивать!»
Долгий, тягучий поцелуй, чуть не до крови. Мне немного обидно. Я ли не стараюсь? Ладно!..
* * *— М-м… Ещё!
Я глажу её везде, ласкаю жадно и бесстыдно. Нежно и ласково, как только могу. Нет, не только я — и она сама ласкает себя моими руками, жадно раскрываясь, бесстыдно подставляя себя моим ладоням. Мы — странное существо, так долго бывшее разорванным надвое.
— А-а… Ещё!
Мои губы лопнули уже по всем швам, но я не обращаю никакого внимания. Правда, на сей раз досталось и губкам моей Ирочки. И ей это тоже всё равно.
— О-ох… Ещё!
И никого и ничего нет на тысячи световых лет вокруг — только мы. Я без труда могу читать её мысли, так же, как и она мои, но зачем? Зачем читать свои мысли?
Вот интересно — я ничуть не выдохся. Мама Маша к работе относится очень серьёзно. Мама Маша, спасибо. Хотя ты и заинтересованное лицо.
— Х-хах-х… Ещё!
Я чувствую, как в мои ноги вцепляются пальчики её ног — научилась-таки щипаться ногами… Сквозь густеющий туман приближающегося оргазма Ирочка выглядит светящейся. Как и положено ангелу.
Взрыв в голове! Я не попадал под ядерный удар, поэтому сравнивать мне не с чем.
* * *Нет никаких цветных размытых пятен, танцующих сложный танец, исполненный скрытого смысла. Всё поле зрения занимают жемчужно-серые сияющие глаза. И упругий пушистый шар не перекатывается в моей голове. Но я вижу и понимаю всё.
«Я люблю тебя»
«Я люблю тебя»
Конечно. Конечно. Как же может быть иначе? Я знаю тебя тысячу лет, и все эти годы я люблю тебя.
«И у нас никто не живёт тысячу лет. Но я знаю — мы будем первые»
Да, мы будем первые. И неважно, что все, кто были до нас, умерли. Мы будем первые. Мы будем всегда. Мы будем вместе.
Мои чувства передать невозможно. Я вижу всё, как сквозь текучую прозрачную воду. Я вижу, как через две стены от нас укладываются спать Белая молния и Смотрящий из поднебесья. Как и положено у них, женщина сверху, укрывшись её распущенными крыльями. Странный обычай. Я мог бы прочитать их мысли, даже неоформленные, смутно проплывающие в сознании, но я не хочу. Не надо тревожить их. Я же вижу, как они устали, особенно он. Спите спокойно, мои мама Маша и папа Уэф.
Я вижу, как всё ещё работают Чук и Гек, особисты — они и там особисты. Да, не всем удаётся сеять разумное, доброе и вечное, кому-то приходится и полоть. Уничтожать зло в лице его абсолютных носителей. Я мог бы прочитать в их мозгах немало проработанных деталей предстоящей операции, но я не хочу. Не стоит их отвлекать. Я верю вам, ребята, вы меня не сдадите. И они не убьют никого, просто не смогут, маленькие зелёные человечки, возомнившие себя сверхчеловеками.
Я вижу, как укладывается спать дед Иваныч. Он не отправился сегодня на свой кордон — усиленную команду следует кормить как следует, и вообще — завтра с утра будет много работы. Всем хватит. Спокойной ночи, дед.
Я будто расширяюсь, как ударная волна, стремительным широким кольцом. В поле моего зрения теперь уже жители ближайших деревень, маленького симпатичного городка Осташкова. Я вижу сотнями, тысячами своих глаз, я ощущаю их мысли и чувства. Я мог бы даже прочитать их сны, особенно детские, яркие и светлые, но я не стану этого делать. Не надо тревожить их сон. Спите спокойно, люди!
Я расширяюсь всё дальше и дальше. Я поднимаюсь над землёй, и сквозь ночную мглу ясно вижу уже не тысячи — миллионы людей. Ночная Москва кипит, бурлит — это вам не Осташков. Я вижу мерцание чёрной злобы, жирный блеск алчности, похоть и глупое тщеславие. Мёртвые пепелища душ наркоманов. Металлические склепы душ профессиональных убийц. Да, Москва — это вам не Осташков…
