Александр Тюрин - Фюрер Нижнего Мира, или Сапоги Верховного Инки
— Где находился вчера с трех до четырех вечера, Хвостов?
— Дома, начальник.
— Кроме тебя кто-нибудь еще был в твоей квартире? То есть, находился тогда внутри жилища, входил или выходил?
— Тогда нет.
Какая-то новая догадка прорастала в голове Буеракова. И он, сделав глаза мудрыми и проницательными, произнес:
— Я ведь в курсе того, что Крылов сотрудничал с госбезопасностью. Ты тоже ОТТУДА?
Ага, товарищ капитан меня, кажется, зауважал. Не будем товарища капитана разочаровывать в его умозаключениях.
— Ну, как вам сказать.
И тут из ванной вышла к народу Вера. В халатике, где сверху и снизу много интересного открывалось пытливому взору.
Народ обомлел. Наверное, именно в тот самый момент Буераков решил, что я наверняка связан с госбезопасностью. А то как же еще объяснить нахождение в моей обделанной, убогой квартирке такой девочки-картинки.
— О, мальчики, да еще в форме, — проворковала Вера. — Кофе будете?
— Я-а? — Буераков застенчиво проглотил слюну, но попытался восстановить статус. — Вы когда здесь появились?
— Вчера, в пять, по-московскому времени. Вы, наверное, документики хотите посмотреть.
— Я бы не возражал, — промямлил Буераков. А потом принял в руки паспорт с заграничными письменами.
— Гражданка Судана, выходит. Я думал, там негры живут. Вера… аль… аль-Василла. Извините, гражданка аль-Василла.
Буераков, щелкнув каблуками, вернул паспорт девушке. Потом, несколько покраснев, отвел взгляд от девушкиного бедра, выглядывающего из халатика, и обратился ко мне.
— Мы, Хвостов, пошли. Я буду связываться с твоим начальством. Ну, в самом деле, не можете, что ли, поаккуратнее?.. Завтра вообще весь дом взорвете, а на мне это дело опять повиснет.
После такого риторического призыва к умеренности и аккуратности милиционеры как-то робко вышли за дверь, и теперь мы действительно встретились взглядами с Верой.
— Егор, да не думай ты об этом. Просто минутная слабость, — легко утешила меня суданская сестра. Было заметно, что она не переживает. — Больше ничего такого не повторится. Ладно, я пошла натягивать кожуру.
Похоже, она куда-то намыливалось и это было хорошо. Мне повеселело, отчего я водрузил на голову черный берет, подаренный на войне одним морпехом. Я всегда напяливал этот убор, когда хотел казаться крутым, решительным и начинающим новую жизнь.
Тут в дверь снова зазвонили. Надо, бля, отворять.
Возле порога стояло двое сектантов. Квадратная баба и мужик типа «кабан». Коротко стриженые волосы с белыми повязками, почти нормальная одежка пятьдесят четвертого размера, только напялены ожерелья из камушков, ракушек, зубов, когтей. Плюс, на цепи довольно крупная пятиконечная-пятилучевая звезда-свастика.
— Вообще-то, друзья-товарищи, меня поздно обращать в какую-либо веру или выводить из нее, — обратился я с предостережением к вновьприбывшим.
— Брат, мы пришли тебе напомнить о скором Изменении. Все признаки указывают на то, что Оно близко. Мир созрел для него, — внушительным толстым голосом произнесла проповедница. Ясно, что мужик только сопровождает, на тот случай, если кто-нибудь из заблудших овечек, рассвирепев, ринется на бабу с кулаками. Хотя, на мой взгляд, она сама способна дать сокрушительный отпор. В общем, оба визитера были похожи на каменные глыбы.
— Изменение, может, ко мне близко, да только я от него далек. Что это за штука-дрюка? Только в двух словах.
— Ну, если ты желаешь, брат. Ведь мы многое говорили об этом по телевизору. Подходит к концу эпоха Второго Солнца, при котором в мире царят случай и беспорядок, наступает время для очищения и прихода Третьего Солнца, когда снова восторжествуют порядок и целесообразность.
— Третье Солнце?
— Ну да. Христиане называют это время Вторым пришествием Мессии, иудеи — приходом Машиаха, хотя, конечно, и те, и другие, не понимают в чем суть Изменения.
— Ну и в чем суть, братие-сестрие?
Баба стала послушно отвечать, не мигая глазами.
— Я тебя обрадую, брат. Мир перестает быть бездушным механизмом, ржавой полуиспорченной машиной, ибо скоро воцарятся в нем сверхъестественные разумные силы.
— А человек что при этом поделывает?
— А человек, если он умен, перестает тщеславно претендовать на вечную славу и бессмертие души, корчить из себя царя вселенной и венец творения, человек становится тем, чем ему положено быть — скромным, но довольным слугой.
И баба, и мужик по ходу разъяснений старательно улыбались, изображая радость всеведения — с таким же успехом могли бы лыбиться гиппопотамы.
— Чем довольным-то?
— Тем, брат, что получит за верную службу и свою полезность… Вся старая собственность, интеллектуальная и материальная, будет напрочь отменена. Все претензии ума и тела окажутся бессильными. Все амбиции будут посрамлены.
Да, суждения квадратной бабы весьма отличались от устоявшейся иудеохристианской концепции, согласно которой мир был создан Господом Богом для своих детей рода Homo sapiens. Этим миром им было положено овладевать, не обращая пристального внимания на всяких там духов-управителей и прочие высшие разумные силы.
— Ах вот как, — вежливо откликнулся я. — И какие же признаки того, что Изменение начинается?
— Время движется все быстрее, в мире резко возрастает мера беспорядка и беззакония, все твари погружаются в раздоры, сотворенные человеком машины делаются ему непонятными и страшными, новые болезни приходят к человеку и к тем злакам, что выращивает он себе на пропитание. Указания на Изменение были явлены еще в 1914 году, когда род людской сам взорвал свою более-менее благополучную жизнь. Масса признаков грядущего Изменения отмечены в последующие годы, когда рухнули все империи, Российская, Германская, Австро-Венгерская, Британская, пытавшиеся придать жизни человеческой вневременной смысл, поднять ее над суетой и тщетой.
— Да, империи жалко, — искренне посочувствовал я, — особенно коронованных особ. Всегда представлял себя на их месте.
— Исключительные признаки грядущего Изменения были явлены тогда, когда возникли лжеимперии, под напускным порядком которых скрывались хаос и безумие.
— Я понимаю, о чем вы, товарищи пропагандисты.
— Основные признаки грядущего Изменения обозначились тогда, когда рухнули лжеимперии и люди, погрязшие в мелком себялюбии, стали удовлетворять свои жалкие потребности через всеобщую войну.
— Ну, допустим, господа и дамы.
— Финальные признаки скорого изменения проявились тогда, когда были созданы те кибернетические машины, из-за которых потуги среднего человеческого разума и труды рук человеческих стали выглядеть просто смехотворными. Когда гордые умом ученые и инженеры своей безрассудной деятельностью стали плодить микробов и вирусов, несущих быструю или медленную смерть. Когда стали болеть и умирать растения, данные человеку в пищу согласно древним заветам.
