Марина Дяченко - Мигрант, или Brevi Finietur
— И, — Крокодил снова уселся на траву, — когда я поеду домой?
— Как только Махайрод начнет свой проект без Тимор-Алка.
— А когда он думает начать проект?
— Вам виднее. Вы активировали с ним договор.
— Предварительный, — признался Крокодил.
— Лиха беда начало.
— Он не откажется так просто от участия Тимор-Алка.
— Но и вам непросто вернуться домой, правда?
— Он, — Крокодил занервничал, — похоже, придает большое значение этому проекту…
— Он всегда придает большое значение, — терпеливо кивнула Шана. — И время от времени действительно оказывает родному миру услуги. Но своего внука я ему не отдам.
Она глубоко вздохнула и поднялась, давая понять, что все сказано, разговор окончен.
— Почему бы вам с ним не поговорить? — Крокодил тоже встал. — С Тимор-Алком? И объяснить все, что сказали мне?
— Он полноправный гражданин, — в голосе Шаны прозвучал горчайший сарказм. — Он не позволит, чтобы бабушка давала ему указания. Особенно когда речь идет о великом, несравненном, блестящем, неподражаемом Махайроде…
Она оборвала себя, подошла к фонтану и с силой плеснула себе в лицо водой.
— Как я узнаю, что вы не блефуете? — спросил Крокодил. — Что в ваших силах отправить меня на Землю?
Она стряхнула капли с кончиков пальцев:
— Вы недоверчивый…
— Махайрод считает, — Крокодил не удержался, — что моя виза оформлена без нарушений и шансов на отмену нет.
— Махайрод не специалист по вопросам миграции, — сказала Шана с великолепной снисходительностью в голосе. — Хорошо, я предоставлю вам… доказательства, как это ни унизительно. А теперь — у меня есть кое-какие дела. Вы можете подняться на второй этаж или на крышу, там чудесно спится. И да: туалет во дворе.
* * *Мальчишка сидел на пороге с листом бересты на коленях. Справа и слева от него висели в пространстве объемные графики; левый медленно вращался. Правый был похож на отпечаток пальца в четырех измерениях. Тимор-Алк грыз костяшку указательного пальца на левой руке, а правой царапал уголок бересты, вглядываясь в текст, бегущий так быстро, что отдельные слова и фразы выплескивались за рамки носителя и повисали в воздухе.
«…уровень организации — полипептидная цепь, — прочитал Крокодил. — В первичной структуре все связи являются ковалентными. Следующий, более высокий… на водородной основе…»
Он постарался вспомнить, что означают термины, и понял только, что они знакомы ему. Имеют земные аналоги. Возможно, их учат в школе.
Тимор-Алк щелчком свернул оба графика, покосился на Крокодила, уронил под ноги бересту:
— Чего от тебя на этот раз хотят?
— Я бы на твоем месте подслушивал.
— Ага, там акустический фильтр стоит, — сообщил Тимор-Алк со сдержанной яростью. — Со времен моего младенчества, когда мне не нужно было знать некоторых вещей… Ничего: зато для бабушки я младенец навеки.
Даже в полумраке этого вечера была заметна темно-зеленая тень на щеках Тимор-Алка — призрак новой бороды.
— Бабушка тебя любит, — сказал Крокодил и внутренне перекосился от внезапной пошлости этой фразы.
— Ага, — безразлично повторил Тимор-Алк.
Ночь в этом лесу была гораздо темнее ночей на острове. Огоньки светились только в корнях, тускло, как из-под земли. Ночные насекомые прятались, и только редкие скрипы и шорохи выдавали их ночным птицам; впрочем, птицы наверняка видели в темноте.
— Лес тысячи сов, — сказал Тимор-Алк. — Так это называется.
Крокодил опустился рядом. Они сидели, глядя в лес, на бесшумные тени, на дрожащие огоньки; Крокодил понял, что очень давно не имел возможности просто сидеть и думать.
Постоянно что-то мешало: воспоминания о доме. Разочарование. Вечные ребусы, решить которые он не мог из-за элементарного недостатка информации. И вот теперь выдалась свободная минутка, он смотрит в ночной лес и почему-то все больше тревожится; есть в происходящем некая царапающая деталь. Что-то не так. Что-то неправильно.
— Тимор, а эти… совы ведь едят жуков?
— Ну да.
— И они всегда их ели?
— Ну… да.
— Значит, они хищники? А я читал в ваших исторических обзорах, что на Раа не было хищников — они не соответствуют идее, заложенной в основу…
— Ну да, — глаза Тимор-Алка чуть заметно светились в темноте. — Ты должен был читать о Втором рождении Раа. И что было перед этим.
— Трагедия, — сказал Крокодил. — Прямо-таки конец света, деградация, смерть… Почему?
— Об этом до сих пор спорят. Официальное объяснение — непримиримое противоречие материи и заложенной в основу идеи.
— Материя первична.
— Сейчас да. А там… Скорее всего, люди просто начали есть мясо.
— А раньше не ели?
— Ты же видел: в лесу полно еды. Грибы, трава, плоды — все можно жрать. Бабушка, например, и сейчас не ест мяса, хотя оно теперь сплошь синтезированное.
— А на острове мы охотились, — вспомнил Крокодил.
— Да, потому что Проба.
— И ловили рыбу.
— Я не ловил.
— Послушай, — Крокодил поежился от ночного ветерка, — значит, в основе Раа была идея… не есть мяса?
— Не убивать, — Тимор-Алк вздохнул. — Не быть убитым. Не бояться. Ты не был еще в музее на Серой Скале?
— Нет.
— Там остатки лагеря наших предков — самых первых, до Второго Рождения. Они жили… как деревья. Гуляли в лесу, рисовали на стенах свои тени и… все.
— Рисовали свои тени?
— Древнейший вид искусства: становишься спиной к костру и обводишь углем свою тень на стене пещеры.
— На Земле все было по-другому, — пробормотал Крокодил. — Слушай, а это точно? В смысле науке истории у вас можно доверять? Слишком уж похоже на легенду, знаешь, на сказку, предание…
— Поезжай на Серую Скалу. Посмотри.
— Ладно, — Крокодил зябко потер ладони. — Славно. Они жили, как деревья, ничего не боясь, рисуя свои тени. Долго?
— До ста лет. Потом засыпали. Понятия о смерти не было: только вечный сон.
— Э-э-э… Я о другом. Как долго продолжался этот счастливый… период?
— Много веков.
— Ух ты… А потом им захотелось разнообразить меню. И весь этот счастливый устойчивый мир, просуществовавший много веков, в одночасье навернулся.
— Если прибор, рассчитанный на работу в лаборатории, бросить в соленый кипяток — он тоже навернется, — Тимор-Алк пожал плечами. — Даже если перед тем работал долго и без сбоев.
— Но кто его бросил в соленый кипяток? В смысле почему люди ни с того ни с сего нарушили…
Крокодил замолчал. Нахмурился. Тряхнул головой:
— Слушай, а у них не было… ну… священного текста с запретами? Где черным по белому говорилось бы, что мясо есть нельзя ни при каких обстоятельствах?
