Владислав Крапивин - Голубятня на желтой поляне
Ерёма поднимает голову и, кажется, всерьёз обдумывает задачу: вред или польза?
— Но-но, — говорит Юрка и на всякий случай лезет на верхние нары. Туда тяжёлому Ерёме не забраться.
— Вопрос отпадает, — подводит итог Ерёма.
Мы смеёмся. Даже Ерёма весело похрюкивает резиновым носом. И опять нам хорошо вместе.
В «Курятнике» мы собирались обычно по вечерам. Днём у каждого хватало своих дел. У меня, у Юрки и Янки — известно, какие дела: каникулы на дворе. Янка, кроме того, каждый день ходил на музыкальные занятия. Ерёма чистил башмаки прохожим или копался в своём электронном нутре, паял там что-то. Глеб тоже был занят. Начальник станции взял его на временную работу: разбирать старые документы и оформлять стенгазету для пассажиров (которых почти не было). За это Глебу кое-что платили. Он купил себе пару новых башмаков и рубашку.
А ещё он купил несколько пачек бумаги, копирку и каждый день щёлкал на моей машинке. Быстро-быстро! Многие листы рвал, а уцелевшие складывал в стопку.
Один раз я прибежал раньше Юрки и Янки, а Глеб сидит над машинкой сгорбившись, чешет за ухом снятыми очками. Повернулся ко мне — лицо без очков незнакомое и ужасно печальное.
— Не получается ничего, Гелька… Думал, напишу по порядку, тогда во всём разберусь. Мыслишки приведу в порядок. А ничего не выходит. Белиберда, каша…
Я переминался перед ним, не знал, как помочь. Глеб широченной ладонью провёл по моему ёжику.
— Пойду покурю…
Я остался у машинки. Две стопки напечатанных листов лежали на краю стола. Но лежали они вниз текстом — буквы еле просвечивали через бумагу.
Любопытный чёрт подтолкнул меня. Знал ведь я, что свинство это — совать нос в чужие бумаги, а рука сама приподняла листок…
Прочитать я не успел ни слова. Глеб кашлянул за спиной. Когда он вернулся?
Тут бы и провалиться мне сквозь дощатый пол, сквозь шпалы, сквозь кору Земли. Глубже Ярксонской скважины, на которой работает отец. Не провалился. Только башка опустилась, а шею и уши будто капроновой мочалкой надрали.
А Глеб сказал, словно ничего не случилось:
— Да ничего там хорошего, путаница всякая. До сути я ещё и не добрался… Почитай, если хочешь.
Лучше бы взял за шиворот да выставил из «Курятника».
— Я нечаянно… — глупо пробормотал я.
— Да? — вздохнул он. — А я думал, тебе интересно.
— Мне… интересно, — выдавил я, не поднимая головы.
— Ну и возьми. Можешь забрать домой и почитать. У меня два экземпляра на всякий случай…
Я понемногу перестал краснеть и отдышался. И хотел взяться за чтение прямо сейчас. Но пришли Юрка с Янкой, а за ними грустный Ерёма.
Ерёма взгромоздился на сундук, запахнул куртку и мрачно проскрежетал:
— Выключиться, что ли?..
— Ты чего кислый? — спросил Глеб, забираясь на верхнюю полку и прихватывая машинку.
— Меланхолия, — сказал Ерёма. — Всё пар-ршиво. Один на свете.
— Как это один? — осторожно сказал Глеб. — А мы?
— Вы — хорошо. Но это недолго. Будет осень, все разойдутся, «Курятник» будет пустой. Это с одной стороны…
— Всё равно мы тебя не бросим, — сказал я.
— Понимаю. Это тоже хорошо. С другой стороны. А с третьей стороны, всё равно я один такой.
— Тогда обзаведись детьми, — посоветовал Юрка. — Построишь домик, будешь сидеть с ними у камина и рассказывать, как развлекался в молодости… Только не оставляй их на тётушек.
— Откуда у Ерёмы тётушки, — сказал Янка.
— Да, — согласился Ерёма. — И где взять детей?
— В самом деле… — заметил Глеб.
— Откуда вы вообще берётесь? — сухо спросил Ерёма.
Юрка хмыкнул. Глеб завозился на верхней полке и сказал:
— М-м… да. Видишь ли, Ерёма, человеческий опыт всё равно тебе не пригодится.
— Я не для опыта. Для информации. Я эту проблему ещё не изучал.
Юрка захихикал. Янка лежал на нижней полке, закинув руки, и внимательно рассматривал над собой доски. Я оглядел всю компанию и бодро заговорил:
— Видишь ли, Ерёма, это большая волокита. Прежде всего нужны два человека — папа и мама. Они договариваются, какой должен быть ребёнок. Потом они идут… в это… в магазин «Детский мир», в самый малышовый отдел, подают заявление… Да, ещё документы нужны, что они именно папа и мама. От других родственников и от посторонних заявки не принимают… Ну, а потом приезжает почтовый фургон, приносят заказ: розовое дитя в коробочке. Воспитывайте… Иногда, правда, перепутывают. У меня мама и папа хотели девочку, а получили рыжего бестолкового мальчишку.
— Почему же обратно не сдали? — спросил Глеб.
— Обратно не принимают. За какого расписались, такого и воспитывайте.
Янка задумчиво сказал:
— А со мной не так было. Мама и папа никого не ждали, а в окошко влетел ветер. Маленький такой ветерок, закрутил по комнате всякие бумажки, лепестки с букета. А когда вылетел — пожалуйста. Я лежу на кровати… Мне дедушка рассказывал.
Я покосился на Ерёму и спросил придирчиво:
— Но документы у мамы с папой всё-таки были?
— Конечно!
Юрка зевнул и сказал:
— А обо мне предания молчат. Думаю, обошлось без документов. Ты, Ерёма, не верь этим бюрократам.
— Балбесы, — отчётливо произнес Ерёма. — Вы не поняли вопроса. Я спрашивал, как получаются дети такие, как вы. Бестолковые и вредные.
Глеб обрадованно захохотал. Но потом спохватился:
— Ерёма! Это сложный научный вопрос. Они же все разные. Вот Янка, например, он вместе со скрипкой на свет появился. Почему?
— Нет, — сказал Янка. — Скрипку дед сделал. Сразу, как я ро… как ветер принёс.
Глеб сказал:
— Принёс бы ты ещё разок скрипку, поиграл бы…
— Ну, пожалуйста.
Янка не стал ждать другого раза. Сказал, что принесёт скрипку сейчас. Это же мигом: туда и обратно — полчаса.
— Я с тобой, — подхватился Юрка.
Они теперь всё время так: если куда один, туда и другой. А меня когда позовут, а когда и забудут.
Сейчас забыли. И я стал такой же скучный и одинокий, как Ерёма. И полчаса бродил вокруг вагона, сшибая палкой «бабкины бусы». Хотя нет, не полчаса. Они прибежали раньше.
Когда Янка начал играть, я перестал дуться. Просто забыл. Он так здорово играл! Даже Ерёма слушал, подперев башку пластмассовой ладонью.
Янка и раньше устраивал концерты в вагоне. Его хлебом не корми — дай поиграть, а нам нравилось слушать. Я не всегда вникал в мелодию, но любил смотреть, как летает над скрипкой смычок и как мечется по стене Янкина тень. Как он качается на тонких ногах, будто улететь хочет, и как разлетаются у него волосы… Всегда хорошо смотреть на человека, если он что-то делает от души…
