Сирил Джадд - Марсианский форпост
Репортер саркастически усмехнулся. Что за сборище проходимцев собралось на этом проклятом Марсе, если даже так называемые "идеалисты" настолько порочны и лживы?! Сначала крадут центнер маркаина, и следы приводят к колонии. Потом молодая мамаша оказывается маркаинисткой. А Хеллман, который был чем-то симпатичен Грэхэму, теперь наверняка возненавидит его и будет считать двуличным мерзавцем. Ну и пусть! Это его работа, часть выбранной им профессии. Его дело — столкнуть первый снежный ком, а сколько народу погибнет потом под лавиной и кого в этом обвинят, его уже не касается.
И этим снежным комом должна была стать его блестящая, профессионально безупречная статьи о колонии и колонистах Сан-Лейк-Сити. Большинство парней из отделов по связям с общественностью крупных марсианских компаний сами были когда-то журналистами и разбирались в пресс-коде. А сплетни на Марсе разносятся столь же молниеносно, как на Земле. Очень скоро все заговорят о том, что новая книга Грэхэма не станет очередным милым сборником путевых зарисовок, как предыдущие два или три издания. Они поймут, что на этот раз он вышел на охоту за крупной дичью. Грэхэм не сомневался, что еще до вечера его закодированное сообщение станет предметом обсуждения во всех административных офисах планеты. Все будут думать и гадать, не обрушится ли праведный гнев репортера и на их головы? Хотя в Советах директоров сидят умные ребята, и они не смогут не заметить, что все негативные факты так или иначе привязаны только к Сан-Лейк-Сити. Даже об убийстве пытавшейся сделать аборт проститутки сообщалось в таком подтексте, что невозможно было понять, где это произошло.
Так и быть, завтра утром он милостиво позволит кому-нибудь из здешних тузов прислать за ним самолет. Последние двое суток он трудился как вол хватит, пора и отдохнуть! Он нацепит свою привычную маску "своего в доску", развеселого парня и, посмеиваясь в душе, станет наблюдать, как они будут по очереди выливать друг на друга ушаты грязи. Надо будет непременно посетить Бреннера. Независимые бизнесмены его ранга, занимающиеся полулегальной деятельностью, всегда держат ухо востро и отлично знают, кто из соседей в чем замешан. И Белла не мешало бы потрясти как следует — наверняка тот по-прежнему запускает лапу в чужие карманы.
Грэхэм хорошо знал, что ему одному из всех ныне действующих журналистов под силу раскрутить весь этот маховик и вернуться с Марса с действительно сногсшибательным материалом, совсем не похожим на скучные и однообразные пресс-релизы ручных информационных агентств, состоящих на содержании акул марсианского бизнеса. При этом он искренне считал, что делает доброе дело, так как местное общество, по его мнению, насквозь прогнило и созрело для будущих потрясений.
Грэхэм подспудно ощушал невообразимую мощь и энергию, исходящие от миллиардов населяющих Землю живых существ. И он знал, как пробудить и направить эту мощь туда, куда ему было нужно. А когда 'знаешь, как это делается, можешь смело позволить себе обрушиться на кого угодно, будь это погрязший в коррупции партийный коррупционер, проворовавшийся банкир или даже целая марсианская колония.
Грэхэм споткнулся и сделал еще глоточек из фляжки.
Да кому, к дьяволу, нужна эта самая "четкая позиция"? Все эти философские бредни — типичное словоблудие! Что плохого в разоблачении жуликов и аферистов? Первая настоящая сенсация за всю историю освоения Марса! Ну и что с того, если пострадает колония Сан-Лейк-Сити? Не разбив яиц, не поджаришь яичницы. А добро не бывает без зла. Разве у хирурга есть выбор? А что до этой дамочки Кендро с ее ублюдком, так тут у Грэхэма сомнений вообще не было: детям и женщинам на Марсе делать нечего. Пусть возвращаются на Землю!
— Эй! — неуверенно позвал Грэхэм, озираясь по сторонам. Дома по обе стороны улицы куда-то запропастились вместе с домом доктора, где остались его вещи. Спиртное сыграло с журналистом злую шутку: в темноте он не заметил, как прошел насквозь через поселок, миновал взлетную полосу и отшагал по пустыне несколько километров в сторону Кольцевых Скал. Но репортер предпочел свалить ошибку на пониженную марсианскую гравитацию, от которой совершенно не устают ноги, и проклятую темень, не позволяющую толком ориентироваться.
Грэхэм оглянулся назад. Далеко-далеко позади в окне радиорубки мерцал огонек. Внезапно он начал часто мигать. Секунду спустя то же самое произошло с прожектором на крыше Лаборатории.
— Что за чертовщина? — пробормотал, покачиваясь, журналист. — Авария на подстанции или мне просто мерещится?
Свет в радиорубке снова погас. Потом опять загорелся, зато погас в Лаборатории. Затем все повторилось в той же последовательности. Грэхэм достал флягу и основательно приложился для храбрости.
— А ну выходите, подлые трусы! — закричал он, размахивая руками. — Кто тут ходит? Я Грэхэм!
Ответа не было, но что-то свистнуло в темноте, ударило в полу парки и упало на землю. Журналист наклонился и слепо зашарил ладонью рядом с собой, тревожно озираясь и пытаясь понять, что за странные тени то и дело закрывают от него свет в рубке и на крыше главного корпуса Лаборатории.
— Что вам от меня надо?! — истерически взвизгнул он. — Я Грэхэм, знаменитый журналист! А вы кто такие?
Опять что-то просвистело во мраке и с силой ударило его в плечо.
— Прекратите сейчас же! — в панике завопил репортер и опрометью бросился бежать в направлении спасительных огней Сан-Лейк-Сити. Но пробежать удалось всего несколько шагов. Нога зацепилась за что-то мягкое, и Грэхэм свалился на песок. Последнее, что он почувствовал, был сильный удар чем-то тяжелым по затылку.
ГЛАВА 19
Тони проснулся к завтраку сам. Завидное достижение, учитывая тот факт, что поспать ему удалось всего часа два с половиной, да еще после весьма насыщенного трудового дня, полного неприятностей и кризисных ситуаций, но завершившегося, к счастью, триумфально.
Он умылся, не замечая на этот раз отвратительного запаха метилового спирта, зато обратил внимание на время: как же здорово все-таки, что сегодня ему не надо идти в Лабораторию на утренний обход! Еще он обратил внимание на закрытую дверь в спальню. Очень хорошо, что он заранее уступил свою кровать Грэхэму — в свете вчерашних событий было бы совсем ни к чему, чтобы еще и журналист путался под ногами. Накинув на плечи парку, доктор вышел на улицу. Было еще довольно прохладно, но легкий морозец не мог остудить его отличное настроение.
И еще очень здорово, что на четвертом десятке он не утратил способности смеяться над самим собой. Кто-то из великих, помнится, сказал, что весь мир любит влюбленных. Черта с два, приятель! Это влюбленные обожают весь мир — и никак иначе! Любовь, люблю, любимая — он мысленно повторял эти слова одно за другим, в то же время пытаясь доказать себе, что ничего, в сущности, не изменилось. Все прежние проблемы так и остались на месте, не говоря уже о том, что к старым прибавилась еще и одна новая.
