В. Сапарин - Фантастика, 1965
Прежде чем Джо Джеффи открыл глаза и выпрыгнул из постели, рука его уже нащупала автомат. Внизу слышались выстрелы. Кто-то тяжело взбирался по лестнице.
Джеффи рванул дверь в соседнюю комнату. Беллоу, в расстегнутой пижаме, медленно сползал с подоконника, словно кто-то осторожно тащил его за ноги. Струйка крови стекала у него по лицу.
Джеффи не мог анализировать происходящего. Лишь слово “Спарк” выстрелами отдавалось у него в голове. Спарк, Спарк.
Почему он сам не всадил ему пулю в затылок в прошлом году, когда Джек садился в машину?.. Но мысли скакали без его участия. Он был занят автоматом.
Нестерпимо громко хлестнула по ушам автоматная очередь, и с тонким звоном посыпались стекла. Джеффи метнулся к другому окну. В темноте двигались тени.
Дверь затрещала и подалась. Джеффи поднял автомат, но почувствовал толчок в грудь. В голове промелькнула мысль об Акционерном обществе бессмертия и погасла.
Дверь с грохотом упала, и в комнату ворвались люди.
В темноте никто не заметил, как по лестнице клубком скатилась собака и исчезла, растворилась в ночи…
Было жарко, и Гроппер высунул язык. Он не спеша плелся по обочине. Внезапно мышцы его напряглись. Прежде чем сознание шестидесятивосьмилетнего финансиста смогло проанализировать сигнал возбуждения, Гроппер уже гнался за серой худой кошкой. Тоненько царапнули коготки о кору, и вот она уже сидит на ветке клена и насмешливо глядит на неуклюжего пса.
Кошка сидит на дереве и смеется над ним. Почему, разве у него сдвинулся набок галстук или расстегнулись брюки?
И тут впервые с того момента, когда его голова, человеческая голова, оказалась в фиксаторе аппарата, он понял, что не одет. Он голый. На нем нет ни белья, ни носков, ни рубашки, ни костюма, ни шляпы, ни галстука. Ничего. Он голый, он слегка прикрыт коричневатой гладкой шерстью, но она не заменяет одежды. Но даже не в одежде дело. Она сейчас не нужна ему. Не помчишься же за кошкой в смокинге и не станешь грызть сухую кость на обочине, поправляя лапой сползающий на глаза цилиндр?
И тем не менее его охватило острое ощущение наготы, страшной наготы, когда кажется, что ты вывернут наизнанку и выставлен напоказ.
И тут в маленький собачий мозг, в котором свободно уместился духовный мир и опыт пожилого миллионера, потихоньку пробралась колючая, страшная мысль.
Эта мысль, раз пробравшись в мозг, начала ворочаться в нем, нагло, по-хозяйски устраиваться, как устраивается новый владелец в только что купленном доме.
Гроппер почувствовал, что безвозвратно теряет себя.
То, что делало его Фрэнком Джилбертом Гроппером, исчезло, и что же осталось? Он этого еще не знал.
Чушь, чушь нес профессор Беллоу об электрической мозаике мозга, о непрерывности сознания. Деньги — вот непрерывность сознания, таящая в себе вселенную. Тот, у кого деньги, молодой ли, старый, умный, глупый, — тот имеет право на самосознание. Не надо никакого фиксатора, чтобы разрядить мозг, нужно отнять у человека деньги — и он останется голым, жалким, потерявшим себя.
Гроппер понурил голову. На обочине лежал кусок газеты.
Крупными буквами было написано: “Вчера в возрасте шестидесяти восьми лет умер известный финансист Фрэнк Джилберт Гроппер.
Он умер от рака желудка в своем имении Риверглейде, не приходя в сознание. Его состояние оценивается в сорок миллионов долларов”.
От газетного клочка слабо пахло мясом. Наверное, в него был завернут сандвич. Гроппер лизнул пыльную бумагу и поплелся вдоль обочины. Кошка на дереве фыркнула, но он не обернулся.
Глава 15 Я ЧЕЛОВЕК ПОРЯДОЧНЫЙХанту казалось, что сквозь чернильную толщу воды не проникало и фотона света. И тем не менее в этом плотном мраке медленно колыхались какие-то тени, плавно двигаясь в беззвучном хороводе. “Но я же задохнусь, сейчас я захлебнусь”, — мелькнуло у него в голове, и он конвульсивно дернул руками. Пальцы слабо шевельнулись, и Хант ощутил нечто плотное под ними.
Он стал подниматься. Он знал, что поднимается к поверхности, хотя его по-прежнему окружал мрак. Но темнота как бы истончалась, становилась зыбкой, и где-то за ней начинал угадываться свет. Он медленно всплывал покачиваясь. Он решил, что если откроет глаза, то скорее уловит первые проблески дня. Мгновенье веки его трепетали, потом он поднял их. Взгляд упал на белый потолок. То есть Хант еще не был уверен, что над ним потолок, но на просыпающееся сознание уже стремительно набегала волна воспоминаний. Еще мгновенье, и он вспомнил все. Ну конечно же, он в больничной палате. Он остался жив. Он поднял руку, чтобы кисть оказалась в поле зрения. Движение было медленным и неуверенным. Но он не сдавался. На руке был незнакомый белый с голубыми полосками рукав. Должно быть, больничная пижама. Он опустил руку и провел ею вдоль тела. Ни бинтов, ни гипса. “У меня уже входит в привычку приходить в сознание, — подумал Хант и мысленно усмехнулся. — Только что я пришел в себя в машине со связанными руками, теперь же — в незнакомой больничной комнате. Не слишком ли часты эксперименты? А еще говорят, что ученые у нас не пользуются большой популярностью. Судя по моей голове, это не так”.
Слово “голова”, промелькнувшее в его мозгу, заставило Ханта снова поднять руку и дотронуться до лба. Пальцы ощутили повязку. Он осторожно, словно боясь ненароком расплескать ее содержимое, покачал головой. И действительно, в черепной коробке тупо шевельнулась боль.
Он услышал скрип двери и инстинктивно закрыл глаза.
Кто-то подошел к кровати, на которой он лежал, и замер.
Какой-то давно забытый животный инстинкт подсказал ему, что на него смотрят и к лицу его приближается рука. Еще мгновенье, и рука слегка коснулась его щеки и лба. Женский голос сказал:
— Он еще в беспамятстве, лейтенант, но думаю, что скоро придет в себя.
Голос был густой и низкий, и Ханту представилось, что обладательница его должна быть рослой, полной и важной.
— Что значит скоро, сестра? — нетерпеливо спросил мужской голос откуда-то сбоку, должно быть от двери. — Вы представляете себе, как мне хочется побеседовать с этим джентльменом?
— Да, но даже когда он придет в себя, вряд ли вы добьетесь от него сразу чего-нибудь путного. Все-таки царапина на лбу довольно глубокая и, по всей видимости, у него легкая контузия.
— Э, сестра, — возразил лейтенант, — вы не знаете этот народ. Они живучи, как кошки. Их либо убивают сразу, либо они через час-другой уже вполне могут сами нажимать на спусковой крючок. Вы уж мне поверьте…
— Не буду с вами спорить. Наберитесь терпения и подождите в холле.
