Альфред Ван Вогт - Лунный зверь
Волна тепла разлилась по всему телу Пендрейка. «Добрая верная Элеонора», — подумал он.
— Большой Олух, — начал он, — сейчас я вытащу тебя наверх, после чего я доставлю тебя в поселок.
— Неужели ты собираешься выдать меня этим парням в таком виде, связанным? — тут же спросил охваченный паникой неандерталец.
— Я никому не собираюсь тебя выдавать! — спокойно ответил Пендрейк. — Мы разберем твой частокол и дадим тебе жилище в общине, как обычному человеку. Из больших и крутых парней и раньше получались отличные граждане.
Когда он вытащил неандертальца из пропасти, ему вдруг пришла в голову мысль, что человечество до сих пор сражается с тем зверем, что достался ему в наследство от первобытных предков. Почему-то почти невозможным оказалось загнать в клетку эту звериную сущность (наверное, из-за разделения на нации и непрекращающуюся борьбу между ними). Но здесь, в этом ограниченном мире, где жило совсем немного людей, вероятно, достичь этого окажется вполне возможным — если путь на Землю еще остается открытым и если тайна этого перехода еще сохраняется, например, среди товарищей Анреллы.
Имелось множество разных «если». И потому что сам он все еще сомневался, поскольку никогда раньше человек не сталкивался с подобными проблемами, к тому же ему совсем не хотелось потерпеть здесь, на Луне, неудачу, Пендрейк прошел со своим пленником в пещеру с ярким голубым светом и прозрачным цилиндром, где остались последние машины лунного народа, поддерживающие то, что осталось от их странной жизни.
В центре машинного зала-пещеры Пендрейк мысленно спросил:
«Я поступаю правильно?»
Он вздохнул разочарованно, когда в мозгу возник ответ:
«Друг, во вселенной иллюзий, в которой пребываешь ты, нет правильного или неправильного».
Пендрейк попробовал снова:
«Но существуют ведь разные уровни истины. В той ограниченной системе, которой оперирую я, правильно ли я себя веду?»
«Материальная вселенная, — последовал ответ, — всего лишь кратковременная — по сравнению с вечностью — попытка дифференциации, но основная истина состоит в том, что все равно всему остальному».
Это высказывание потрясло Пендрейка. Он сказал в полном удивлении:
«Все различия — иллюзии?»
«Все».
«Существует только единство?» — спросил он.
«Да — вечное!»
Пендрейк проглотил комок в горле и продолжил упрямо:
«Но тогда как же объяснить всю множественность сигналов, которые мы получаем?»
«Это иллюзорные слабые и сильные энергетические сигналы».
«Но кому же они тогда сигналят?»
«Друг другу».
Несколько секунд Пендрейк лишь тупо хлопал глазами, по-прежнему не удовлетворенный ответами. Тем не менее в его тоне появилось больше злорадства, когда он спросил:
«Если это правда, то почему вы выбрали себе такую форму и продолжаете существовать?»
«Ответ на это — тайна, которую человечеству предстоит медленно и мучительно разрешать самому. Но и этот результат нашего ухода от вечной истины также преходящ. Задолго до того, как мы вернемся к ней, мы пригласим тебя туда — к единству».
«Я не доживу до этого времени, — мрачно заметил Пендрейк. — Жизнь человека коротка, не зависимо от того, каким образом он двигается к бессмертию».
«Ни один сигнал никогда не теряется, — последовал спокойный ответ, — потому что все сигналы есть один-единственный сигнал».
Ответа на последнее утверждение Пендрейк так и не сумел найти, было очевидно, что эти анализы в духе Сократа не для него.
«До свидания», — только и смог выдавить он на прощание.
Ответом ему было молчание.
Через час нежный поцелуй Элеоноры заставил Пендрейка позабыть обо всем, что говорили ему лунные люди. Поскольку она пребывала в его объятиях, а не в чьих-либо других; и именно ему она отдавала всю силу своей любви…
Остальные изменения в лунной общине тоже носили исключительно частный характер.
Не явилось сюрпризом (в свете того, что однажды сообщил ему Большой Олух) для Пендрейка то, что одна из жен человекообезьяны действительно решила остаться жить вместе с ним. Сам неандерталец, похоже, смирился с тем, что сделался обычным гражданином. Особенно очевидным это стало после того, как был разобран частокол. Именно тогда и обнаружился склад, где он прятал боеприпасы и другие ценные материалы.
Казалось, что такие действия говорят в пользу развития мирного будущего.
Пендрейк объяснил это Элеоноре:
— Возможно, мы не скоро поймем, в чем состоит смысл жизни. Возможно, мы никогда и не узнаем, что открыли лунные люди или думают, что открыли. Но если мы сможем организовать такую полицейскую службу, которая будет действовать здесь, опираясь на закон, то у нас будет достаточно времени, чтобы заставить эти супермашины работать для нас, не боясь, что кто-нибудь применит их против нас. По этой причине нашими лучшими союзниками будут люди из Лэмбтоновского проекта. А потом уж… что ж, будем делать только то, что разумно.
Элеонора вздрогнула и задала вопрос:
— А как быть с той ужасным чудовищем в яме?
Пендрейк улыбнулся:
— Мне кажется, во мне крепнет уверенность, что со временем мы приручим этого саблезубого тигра. Вот увидишь.
Глава 31
Зима не хотела сдавать своих позиций. Снег, казалось, не собирался сходить. Когда он наконец растаял, было открыто новое, сверкающее повсюду пластиковой обивкой здание Межпланетной службы — под торжественные звуки фанфар; а Хоскинс получил повышение по службе: комиссар… Председатель…
— Это совершенно несправедливо, — сказал он Кри Липтону, — что мне предложили эту должность. Есть десятки людей, которые проделали всю черновую работу и остались в тени. Честно признаюсь, я принял это предложение только после того, как услышал, что печально известный губернатор Картрайт, потерпевший поражение на последних выборах, метит на этот пост как на своего рода пенсию за заслуги перед партией.
— Не беспокойся насчет этого, — успокаивающе заметил Липтон. — Ты можешь оказать этим людям помощь, которую они никогда бы не смогли получить сами. Кстати, не видел ли ты объявление о Венере? С признанием колонии Лэмбтона как полноправного члена ООН граждане Венеры получили высокий статус. Смерть профессора Грейсона и других ученых и их семей оказалась не напрасной.
Хоскинс кивнул.
— Это великая победа.
Тут собеседник прервал его:
— Послушай, Нед, я вот по какому поводу хотел увидеть тебя… Надевай шляпу и идем.
Хоскинс покачал головой, улыбаясь.
