Юлий Буркин - Бриллиантовый дождь
Мы поем на русском языке, а до нас успеха можно было добиться только песнями на английском. Мы и назвались-то ещё по-английски «Russian Soft Star’s Soul». Даже если раньше вы и не слышали этого названия, всё равно сейчас в вашей душе должна проснуться патриотическая гордость. Да! Дожили! Самая популярная в мире команда – русская. Придется вам признать, что в дни вашей юности о таком и не грезилось. И первенство мы держим уже третий год подряд, а это и вовсе не хухры-мухры.
Как такое могло случиться?! Критики спорят, не могут друг друга переспорить, какие только версии не высказываются. Самая распространенная из них заключается в том, что, мол, Россия вышла в мировые экономические лидеры, русский язык автоматически стал главным мировым языком, и срочно потребовался русскоязычный масскультный феномен. Вот тут, мол, «RSSS» и подвернулись.
Красивая теория, в чем-то даже верная, да только ерунда это все. А правду, настоящую сермяжную правду об этом, знаю только я. Кстати, те же критики ломают свои умные головы и над другим вопросом: как в популярную молодежную группу затесался мелодист вдвое старше остальных участников, совсем из другого поколения и совсем с другим музыкальным мышлением? То бишь, я. И опять же я один знаю, что две эти загадки имеют общее решение.
Однако, по порядку.
1. Заколдованное место
Все началось с того, что мой отец, папка мой, Бронислав Юзефович Пиоттух-Пилецкий, подполковник мотострелковых войск в отставке, сказал мне как-то за бутылочкой пива:
– Эх, непутевый ты, Венька, у меня, непутевый. Говорил я тебе: музыкой сыт не будешь! И прав был. Ни кола, ни двора, ютишься с женой в квартирке малюсенькой, и летом-то выехать отдохнуть некуда. А ведь век твой, эстрадный, короче спортивного: не стал знаменитым и богатым в молодости, лучше уходи с ринга… Выбрал бы в свое время настоящую, мужскую профессию, сидели бы мы сейчас не в духоте, а в своем садике, вокруг пчелы гудели бы, куры кудахтали… Красота!
Хотел я ему ответить, дескать, что-то и ты, батя, за столько лет службы верой и правдой родному Отечеству не заработал себе на дачу. Или воин – не самая мужская профессия? Но промолчал. Не стал ему соль на раны сыпать и на больную мозоль наступать. Решил: чем корить его в ответ да спорить, кто из нас больший неудачник, отец или сын, лучше куплю таки дачу. Спор сам собой и решится.
Стал просматривать объявления в газетах. Слазил в Сеть… Нет, слишком все дорого. А то, что дешево, мне и даром не нужно. Как-то пожаловался про свою беду старому знакомому – Аркаше Афраймовичу (теперь он наш директор), а тот и говорит: «Сосед у меня да-дачу срочно прода-дает, а раз срочно, значит, цену можно и ско-ско-скостить. Познакомить?»
Поехали. По дороге стал я расспрашивать, что за человек – сосед его, почему дачу продает, с чего такая срочность. Но Ворона (это у Аркаши погоняло такое), вроде как знать ничего не знает, ведать не ведает. А про соседа, – «вро-вроде жулик какой-то», – отвечает. И всё.
Приехали. Хозяин – мужик средних лет, Петром звать, сразу видно, из предпринимателей. Глаза умные, но не интеллигентные, с тенью вечной обиды в глубине: почему у кого-то есть что-то лучше, чем у меня? Все равно добьюсь, куплю, отберу, отвоюю…
Пошли смотреть товар. Сперва в дом заглянули. Но я еще, когда снаружи его увидел, сразу понял: не по карману. А как внутрь зашли, так и вовсе сник. Два этажа, по четыре просторных комнаты на каждом, две веранды, плюс на первом этаже – кухня, на втором – спортзал. Чистота, порядок, камин, сауна в пристроечке – с бассейном и с парной, человек, этак, на шесть.
Смотрю я на всю эту красоту, а Ворона разволновался, шепчет: «Хва-хватай, пока да-дают». Я киваю согласно, сам же думаю: «Ты мне, что ли деньги одолжишь?..» Но мыслей своих горьких не выказываю. Успеется.
Прошли в сад. Сад огромный. Тут тебе и цветник, и огород, и парник, и даже колодец настоящий, с цепью. А возле него беседочка оборудована, чуть поодаль – мангал… Даже сердце у меня защемило: вот именно такую дачу я папке и хочу, именно такую он и заслужил. Однако не видать мне ее, как собственных ушей.
Прошли мы сад по кругу и к дому вернулись, на скамеечки уселись.
– И что ты за все это хозяйство просишь? – спрашиваю я Петра. И он в ответ, конечно, такую сумму называет, которая мне и во сне не снилась. Хотя и явно меньшую, чем реальная цена всего этого рая.
– А там, что? – спрашиваю, чтобы хоть что-то сказать, и показываю туда, где мы не были – на заросший кустами пятачок в центре сада.
– Где? – морщит лоб Петр, вроде как, сообразить пытаясь.
– Там, в середине, – настаиваю я.
– Та-ам?.. – тянет Пётр, пожимая плечами… И чувствую я, что он слегка нервничает. – Там всё нормально…
– Давай-ка сходим, посмотрим, – предлагаю я.
– Чего там смотреть, – кривится он, – дикая растительность. Участок нетронутой природы. Захочешь – окультуришь. А сейчас всё интересное у меня по краям расположено.
Но, чую я, дело нечисто.
– А все ж таки посмотрим, – настаиваю.
– Ну, давай, – отвечает он с неохотой.
Двинулись мы к кустикам, подошли к ним… Вдруг хозяин останавливается и говорит:
– Если дальше не пойдем, отдам за полцены.
Ого-го. Что у него там, интересно? От чего он так жаждет избавиться, что и бабок не жалеет? Уж не труп ли чей-нибудь? К примеру, бывшего партнера по бизнесу… У богатых свои причуды. Отвечать я не стал, а шагнул в кусты… Шаг, два… Чувствую, Петр меня за рукав ухватил, – «Стой!», – кричит. Но я дернулся, сделал еще шаг… И встал, как вкопанный.
Такое впечатление, словно у меня в глазах наложились одно на другое два изображения. Вроде бы вижу и кустики, через которые я шел, и хозяйственные постройки за ними. Но одновременно вижу и бескрайнюю пустыню перламутрового песка, раскинувшуюся под блекло-зелёным небом. А над ней здоровенное, раза в три больше нашего, солнце, непрерывно меняющее оттенки: то на розовый, то на жёлтый, то на синеватый, а то и на зеленоватый, но не того же цвета, что и небо, а гуще, салатнее…
Сделал я шажочек назад, и инопланетная пустыня моментально исчезла, а вернулись заросли кустов. И тут же меня опять ухватил за руку Петр:
– Не надо! Не ходи! Опасно!
Но я опять упрямо шагнул вперед, и его рука, став прозрачной, прошла сквозь мою. Я шагнул еще… Пустыня стала для меня единственной реальностью. Ее барханы переливались нежными оттенками всех цветов радуги, и я стоял на самом верху одного из них. Внезапно… Как я мог не обратить внимания раньше?! Прямо под моим барханом, покосившись и частично уйдя в песок, тонущим кораблем стоял громадный гусеничный экскаватор. Стоял он наклонно, и край одной гусеницы высовывался наружу…
