Елена Жаринова - Дети Филонея
Зачем дядя Антон его предупредил, пьяный дурак? Пусть бы приехали. Он бы таращил глаза, метался и причитал: "В чем дело? Это дача Корягиных, это моя невеста… Здесь какая-то ошибка…" Зато целый час он мог бы прямо смотреть Наташке в глаза.
Птицы пели так, что саднило сердце. Наташина теплая ладонь лежала в его руке. Он уже брезговал ею, как прокаженной, и стыдился этого чувства. Что бы она ни натворила, она его женщина… Паша представил, как он потихоньку заводит машину, как говорит Наташе на ухо: "Поедем-ка, покатаемся". Шорох шин — и они уносятся по ночной дороге. Денег мало, но на бензин хватит. В Луге живет мамина сестра. Она Корягиных на дух не переносит, она поможет дяде Антону назло. Ведь Наташа его женщина, он должен ее защищать.
Но Родине он тоже должен, без особого энтузиазма подумал Паша. Однако классический конфликт между чувством и долгом не разыгрался в его душе. Чувства не было — ни к Наташе, ни к Родине. Зато было много страха: что скажут родители? Что сделает дядя? Время шло. Потела рука, сжимавшая тоненькие пальцы.
А потом все произошло очень быстро. Подъехала санитарная машина. Папа спросонья кричал что-то басом, всплескивала руками мама. Наташа сопротивлялась и безобразно ругалась. Петька, вернувшийся с гулянки, присвистнув, бочком протиснулся в калитку.
— Господи, осторожнее, она же беременна! — всхлипнула Алиса Станиславовна.
Паша столбом стоял в стороне. Он и забыл о ребенке… А что, если б он так дяде и сказал: "Она — мать моего ребенка!" Хотя, что бы это изменило? И в конце концов, там же не звери, врачи… С ней будут обращаться хорошо.
Исчезая в машине, Наташа бросила ему на прощанье странное проклятье:
— Не в честь Корчагина тебя назвали. В честь Павлика Морозова. Красный галстук себе в ж… засунь!
Причем здесь Павлик Морозов, Паша не понял. Все пионеры-герои смешались еще в школе. Кажется, этот подорвался на мине? Или его повесили немцы?
Машина, включив, мигалку, уехала. Алиса Станиславовна плакала в платок. Борис Андреевич чесал затылок:
— Черт знает что! Завтра Антону позвоню.
Прибежала, кутаясь в шаль, бабуля.
— Что стряслось? Боря, что стряслось?
— Невеста наша в психушку угодила, — радостно сообщил Петюша.
Бабуля ничуть не удивилась и назидательно потрясла пальцем.
— А я вам говорила. Девочка не нашего круга. Чего еще от нее ожидать?
11 мая, четверг
Жарко… Несмотря на открытые окна, в кабинете душно. Десятый класс мучается на факультативе. Пиджаки на мальчишках расхристаны, рубашки расстегнуты почти до пупка. У девочек под жакетами — футболки. Из-под юбок торчат голые коленки. Лучше всех — Лесе Новиковой, она успела сбегать домой переодеться. Красная футболка с открытыми плечами обтягивает взрослую грудь. Короткие иссиня-черные волосы. На шее — толстая золотая цепочка, на запястье — браслет. Она старательно заканчивает конспект.
— А теперь, ребята, записываем вопросы для проверочной работы, — объявила Ульяна. — Первое. Перечислите решения XXIX съезда партии. Второе. Роль СССР в урегулировании ситуации на Ближнем Востоке. Десять минут в вашем распоряжении.
В дверь заглянула Дина Корпонос. Сделала круглые глаза.
— Боже ж мой, ты еще сидишь?! Полчетвертого! Двоечники?
— Факультатив. Готовимся к выпускным.
Дина подошла к столу, оперлась крупными руками. На полной груди качнулась малахитовая подвеска.
— А что это у тебя Новикова вырядилась как на дискотеку? — хищно раздув ноздри, спросила Дина. Она два дня дежурила, боролась с летними нарушениями формы и еще не отошла.
— Да ладно тебе, время-то неучебное, — примиряющее сказала Ульяна. — К тому же они уже взрослые, без пяти минут студенты. Леся вон в университет собирается, на истфак. Хочет преподавать.
Дина хрюкнула. Леся, словно услышав, что говорят про нее, вскинула огромные черные глаза. Покрутила ручку в блестящих губах, потом снова яростно застрочила проверочную.
— Не видать ей истфака как своих ушей, — заявила Дина. — Она же не комсомолка. С такой характеристикой приемная комиссия в ее аттестат и не заглянет. Хотя, если есть хороший блат… Слушай, родное сердце, а что это ты хандришь? — вдруг без всякого перехода спросила она. — Рыдала в учительской…
Ульяна жарко покраснела. Она действительно расплакалась у коллег на глазах. Просто сначала она представила себе Влада в смирительной рубашке. А потом — Лену, хозяйничающую в его квартире. Трудно сказать, какое видение было страшнее…
— Нервы, наверно, — сказала Дина. — Конец года, все на взводе. Я тут одному паразиту тетрадь разорвала в клочья. Полегчало. У тебя тоже, да?
— Нет, — слабо улыбнулась Ульяна. — У меня из-за мужчины.
— Да ты что! — Дина шумно придвинула стул поближе. Она ждала продолжения.
А Ульяна сама была не рада, что проговорилась. С одной стороны, это так естественно — поплакаться подруге в жилетку. А с другой… Ведь здесь, в Реальности-2, у нее не было никакого романа. Получается, что она все придумывает, как сумасшедшая старая дева. Сочиняет про себя любовные истории…
— То-то я смотрю, ты похорошела последнее время. Помолодела лет на десять, — одобрительно оглядела ее Дина.
— Скоро снова постарею, — хмуро усмехнулась Ульяна. — Он меня бросил. Вернулся к бывшей жене.
— И ты из-за этого плачешь? — фыркнула Дина. — Радоваться надо. Получила от мужика сплошные удовольствия, а носки ему пусть стирает жена.
— У тебя все просто, — вздохнула Ульяна. — У меня так не получается.
— А не получается — тогда надо бороться за свою любовь! — провозгласила Дина. Школьники побросали ручки. Дина, нахмурившись, набросилась на них: — А вы что уставились? Все, время вышло! Работы на стол и по домам! Живо, живо! — Дина захлопала в ладоши. — А тебя, Новикова, чтобы я в школе больше в таком дезабилье не видела. Так, кто еще не сдал? Перед смертью не надышишься! Сдаем, сдаем!
Когда последний листочек — криво вырванный из тетради, коряво исписанный, с кучей исправлений — лег на учительский стол, и за последним учеником закрылась дверь, Дина облегченно выдохнула:
— Ф-фу-у! Теперь можно спокойно поговорить. Слушай, я на твоем бы месте явилась к этой сучке, его жене, и сказала: я, мол, беременна от вашего мужа. Представляешь, что она ему устроит? Семейная идиллия продлится недолго.
Ульяну передернуло.
— Жуть какую-то ты говоришь.
— Ах, мы такие правильные! — фыркнула Дина. — Дорогуша! В нашем возрасте мораль и нравственность — непозволительная роскошь. На войне как на войне.
— Любовь не война, — возразила Ульяна.
