Рэй Брэдбери - Библиотека современной фантастики. Том 3. Рэй Брэдбери
И показала на стенной шкаф — там теснились 67 бутылок вина: шартрез, коньяк, ликер “crème de cacao”, абсент, вермут, текилья, а кроме того — 106 пачек турецких папирос и 198 желтых коробок с отличными гаванскими сигарами, по пятьдесят центов штука…
БЕТОНОМЕШАЛКА
Под открытым окном, будто осеняя трава на ветру, зашуршали старушечьи голоса:
— Эттил — трус! Эттил — изменник! Славные сыны Марса летят покорять Землю, а Эттил отсиживается в кустах!
— Болтайте, болтайте, старые ведьмы! — крикнул он.
Голоса стали чуть слышны, словно шепот воды в длинных каналах под небом Марса.
— Эттил опозорил своего сына, каково мальчику знать, что отец — трус! — шушукались сморщенные старые ведьмы с хитрыми глазами. — О стыд, о бесчестье!
В дальнем углу комнаты плакала его жена, словно холодный нескончаемый дождь стучал по черепичной кровле.
— Ох, Эттил, как ты можешь?
Эттил отложил металлическую книгу в золотом проволочном переплете, которая все утро рассказывала ему вслух интереснейшую историю.
— Я ведь уже пытался объяснить, — сказал он. — Марсу не завоевать Землю, это глупейшая затея, она нас погубит.
В окно ворвался гром и треск, рев меди, грохот барабанов, крики, мерный топот ног, шелест знамен, песни. По камню мостовых, вскинув на плечо огнеструйное оружие, маршировали солдаты. Следом бежали дети. Старухи размахивали грязными флажками.
— Я останусь на Марсе и буду читать книгу, — сказал Эттил.
Громкий стук. Тилла отворила дверь. В комнату ворвался тесть Эттила.
— Что я слышу? Мой зять — предатель?!
— Да, отец.
— Ты не вступаешь в марсианскую армию?
— Нет, отец.
— О чтоб тебя! — Старик побагровел. — Опозоришься навеки. Тебя расстреляют.
— Так стреляйте — и покончим с этим.
— Слыханное ли дело, марсианину — да не вторгнуться на Землю! Где это слыхано?
— Неслыханное дело, согласен. Небывалый случай.
— Неслыханно, — зашипели ведьмы под окном.
— Хоть бы ты его вразумил, отец! — сказала Тилла.
— Как же, вразумишь навозную кучу! — воскликнул отец, гневно сверкая глазами, и подступил к Эттилу. — День на славу, оркестры играют, женщины плачут, детишки радуются, все как нельзя лучше, шагают доблестные воины, а ты сидишь тут… О стыд, о бесчестье!
— О стыд, о бесчестье! — всхлипнули голоса в кустах поодаль.
— Вон из моего дома! — вспылил Эттил. — Надоела мне эта дурацкая болтовня! Убирайся ты со своими медалями и барабанами!
Он подтолкнул тестя к выходу, жена взвизгнула, но тут дверь распахнулась — на пороге стоял военный патруль.
— Эттил Врай? — рявкнул чей-то голос.
— Да.
— Вы арестованы!
— Прощай, дорогая моя жена! Иду воевать с этими дураками! — закричал Эттил, когда люди в бронзовых кольчугах поволокли его на улицу.
— Прощай, прощай, — скрываясь вдали, эхом отозвались ведьмы.
Тюремная камера была чистая и опрятная. Без книги Эттилу стало не по себе. Он вцепился обеими руками в решетку и смотрел, как за окном уносятся в ночное небо ракеты. Холодно светили бесчисленные звезды; всякий раз, как среди них вспыхивала ракета, они будто кидались врассыпную.
— Дураки, — шептал Эттил. — Ах, дураки!
Дверь камеры распахнулась. Вошел человек с чем-то вроде тележки, с краями, навалом груженной книгами. Позади маячила фигура Военного наставника.
— Эттил Врай, отвечайте, почему у вас в доме хранились запрещенные земные книги. Все эти “Удивительные истории”, “Научные рассказы”, “Фантастические повести”. Объясните.
И он стиснул руку Эттила повыше кисти. Эттил вырвал руку.
— Если вы намерены меня расстрелять — стреляйте. Именно из-за этой литературы я и не желаю воевать с Землей. Из-за этих книг ваше вторжение обречено.
— Как так? — Наставник, нахмурясь, покосился на пожелтевшие от времени журналы.
— Возьмите книжку, — сказал Эттил. — Любую, на выбор. С тысяча девятьсот двадцать девятого — тридцатого и до тысяча девятьсот пятидесятого года по земному календарю в девяти рассказах из десяти речь шла о том, как марсиане вторглись на Землю…
— Ага!.. — Военный наставник улыбнулся и кивнул.
— …а потом потерпели крах, — докончил Эттил.
— Да это измена! Держать у себя такие книги!
— Называйте, как хотите. Но дайте мне сделать кое-какие выводы. Каждое вторжение неизменно кончалось крахом по милости какого-нибудь молодого человека по имени Мин, Рик, Джик или Беннон; как правило, он худощавый и стройный, родом ирландец, действует в одиночку и одолевает марсиан.
— И вы смеете в это верить!
— Что земляне и в самом деле на это способны — не верю. Но поймите, Наставник, у них за плечами традиция, поколение за поколением в детстве зачитывались подобными выдумками. Они просто напичканы книжками об отбитых нашествиях. У нас, марсиан, таких книг нет и не было.
— Ну-у…
— Не было.
— Пожалуй, что так.
— Безусловно, так, сами знаете. Мы никогда не сочиняли таких фантастических выдумок. И вот теперь мы поднялись, мы идем в бой — и погибнем.
— Не понимаю вашей логики. При чем тут старые журналы?
— Боевой дух. В этом вся соль. Земляне знают, что они не могут не победить. Это знание у них в крови. Они не могут не победить. Они отразят любое вторжение, как бы великолепно ни было оно организовано. Книжки, которых они начитались в юности, придают им непоколебимую веру в себя, где нам с ними равняться! Мы, марсиане, не так уж уверены в себе; мы знаем, что можем потерпеть неудачу. Как мы ни бьем в барабаны, как ни трубим в трубы, а дух наш слаб.
— Это измена! Я не желаю слушать! — закричал Военный наставник. — Через десять минут все эти книжонки сожгут, и тебя тоже. Можешь выбирать, Эттил Врай. Либо ты вступишь в Военный легион, либо сгоришь.
— Выбирать из двух смертей? Что ж, лучше сгореть.
— Эй, люди!
Эттнла вытолкали во двор. И он увидел, как были преданы огню книги, которые он так любовно собирал. Посреди двора зияла яма в пять футов глубиной, в яму налито горючее. Его подожгли, с ревом взметнулось пламя. Через минуту его, Эттила, толкнут в яму.
А в дальнем конце двора, в тени, одиноким мрачным изваянием застыл его сын, большие желтые глаза полны были горечи и страха. Мальчик не шевельнулся, не вымолвил ни слова, только смотрел на отца, точно умирающий зверек, бессловесный зверек, что молит о пощаде.
Эттил поглядел на яростное пламя. Грубые руки схватили его, сорвали с него одежду и подтащили к огненной черте, его опалило дыхание смерти. И только тут Эттил проглотил ком, застрявший в горле, и крикнул:
