Василий Головачев - Дети Вечности
Габриэль покачал головой.
– Судьба Конструктора решается не в космосе – на Земле.
– Что? – Ратибор не смог удержаться от изумленного возгласа.
– Судьба Конструктора на данном этапе решается на Земле. Не мной, как считает Забава, не чужанами и не серыми призраками, как думают многие, а вами всеми, людьми. Как? Ответ прост. Свяжи два следующих события, и ты найдешь его. Только что по треку передали, что почти все чужане и призраки покинули Систему, слышал? Это первое событие. И второе: чем заканчиваются обычно сеансы появления К-гостей?
– Для людей? Реакция в основном отрицательная…
– А для Конструктора?
Ратибор порылся в памяти:
– Вы имеете в виду «конвульсии»?
«Конвульсиями» физики назвали чудовищные колебания полей вокруг Конструктора, «судороги» вакуума, сопровождаемые магнитными бурями и эффектами рождения пучков элементарных частиц и жестких излучений.
– После каждого сеанса у Конструктора начинались «приступы головной боли», усугубляющие ситуацию.
– Но ведь он сам провоцирует людей на негативное отношение своими кошмарными монстрами…
– Монстры – порождение человеческой фантазии, зачастую ограниченной. Конструктор здесь ни при чем. Все наши друзья – Аристарх, Баренц, Эрберг – реагировали на появление К-гостей иначе, спокойно, и никаких «монстров» не видели. Но таких людей, к сожалению, мало.
– К чему вы клоните?
– К тому, что человечеству давно было пора научиться милосердию. Конечно, не научившись толком человеколюбию, трудно постигать азы инолюбия, скажем, чужелюбия или конструкторолюбия, азы милосердия ко всему живущему, но боюсь, у человечества не будет другого шанса.
– Вы хотите сказать, что вместо страха и ненависти мы должны испытывать к ним… К-гостям и Конструктору… любовь?
– Может быть, не любовь, поначалу хотя бы сочувствие, ведь смогли же вы понять, что он болен. Хотя от ненависти до любви – всего один шаг.
– Но иногда это шаг… через пропасть, – медленно проговорил Ратибор. – Вы считаете, что Конструктора может вылечить только наша общая любовь?
– Сочувствие, взаимопонимание, терпеливая снисходительность, если хотите, единственно необходимые движения души для установления обратной связи. Только тогда он поймет вас и примет наиболее оптимальное решение, лишающее смысла слово «война». Я не уверен, что он ответит на все ваши вопросы, то есть я не уверен, поймете ли вы, когда он ответит, так будет правильнее, ведь в Конструкторе, по сути, воплощен панпсихизм, а мы далеко не всегда понимали и понимаем природу. Но одно я знаю точно – все зависит от людей. От каждого из нас. Попробуйте внушить это остальным.
– А вы?
– Я хомозавр, и этим все сказано, поверить мне трудней, чем Конструктору, пример – Забава Боянова. Это очень сильная и умная женщина, которую я уважаю, ее характера хватило бы на трех мужчин, и оттого ее заблуждения наиболее опасны в данной ситуации. А убеждать других она умеет.
Ратибор невольно кивнул, снова вспоминая наставления председателя СЭКОНа: он тоже поддался ее уверенности, что же говорить о членах комиссии?
Некоторое время длилось молчание. Пока Грехов к чему-то прислушивался – диапазон его пси-связи лежал вне зоны чувствительности пси-слуха Ратибора, – Берестов размышлял. Наконец он поднял голову:
– Еще один вопрос, он мучает меня… Почему же Конструктор так упорно шел к Солнцу? Что он здесь потерял? Что хочет найти?
– Не знаю, – ответил Грехов с потрясающим равнодушием. – Возможно, его гнали инстинкты.
– Инстинкты?! Какой же сложности они должны быть, чтобы он с их помощью отыскал дорогу?
– Что мы знаем об инстинктах Конструкторов?
Изумленный и озадаченный Ратибор не нашелся что ответить. Возбуждение его схлынуло, интерес к разговору пропал, он встал, собираясь извиниться за визит. Дом вдруг вздрогнул, качнулись стены, низкий рык донесся из глубины под ним, словно он стоял на вулкане. Рык вытянулся в стены, а те ответили дребезжанием, переходящим в шипение и свист.
– О черт! – Грехов прыгнул к двери прямо из кресла, исчез в коридоре. Еще раз дернулся пол, глухой удар прилетел из недр дома, зазвенели металлические листы, и все стихло. Ратибор почувствовал на спине тяжелый взгляд, обмер и оглянулся. На него «смотрел» чужанин, вылезший из лаборатории: двухметровая угластая черная глыба в дырчатой золотой броне. «Кожа» чужанина поражала текучестью: она вскипала мелкими кристалликами, пенилась, играла рябью, дрожала и дышала, словно роид и в самом деле был живым существом.
– Привет, – сказал Ратибор первое, что пришло в голову.
Чужанин молча проследовал мимо с характерным тумм-тумм-тумм, от которого сотрясался пол дома, хотя ног у него, подобных человеческим, не было и быть не могло; скрылся в коридоре. Через секунду оттуда выглянул озабоченный Грехов.
– Извини, я тороплюсь, договорим в другой раз. – Исчез.
Не теряя самообладания, хотя и на ослабевших ногах, Ратибор добрался до метро – в коридоре никого, будто и не было жутковатого гостя, – и автоматически набрал код управления. Предупреждение Забавы снова всплыло в памяти, и теперь оно не казалось абстрактным, за ним стоял скрупулезный анализ деяний проконсула, помноженный на интуицию и недюжинный дар предвидения. Грехов не уклонялся от ответов на вопросы Ратибора, но сумел ни на один не ответить прямо и с полной искренностью. Он ни с кем не хотел делиться своими замыслами, планами, переживаниями, отношением к происходящему, как бы отделяя себя невидимой стеной от остальных людей, и встречающихся с ним не мог не настораживать этот очевидный факт. Не верить ему было нельзя, верить – трудно.
Из головы не шла фраза Габриэля: «Судьба Конструктора решается на Земле», и, раздумывая над ней, Ратибор добрел до отдела, размышляя над тем, что ему следует делать дальше, кому предложить помощь, Железовскому или Юнусову. Раздражало собственное бессилие: Ратибор не знал, кому и как передать появившуюся информацию, чтобы ему, а вместе с ним и Грехову поверили, кому предложить невероятно трудную миссию – объяснить всему человечеству, что такое милосердие.
– Берестова вызывает председатель СЭКОНа, – включился наушник рации, когда Ратибор уже входил в зал оперативного дежурства, погруженный в полутьму; навстречу из кресла встал дежурный – фантом, конечно, видеопризрак несуществующего человека, один из образов инка для визуальной связи с абонентами.
– Вы слышали? – спросил он вслух, не удивляясь появлению клиента в зале, куда обычно заглядывали только стажеры и работники технического контроля.
– Передайте ей, что все нормально, – сказал Ратибор, глядя на центральный виом с крестом визира по центру, в растворе которого светилась громада Конструктора. Он вдруг понял, что ему не хватает Железовского, его совета, его пугающих непосвященных неподвижности и спокойствия, его гулкого баса.
