Василий Гунько - Богатым быть не вредно
Мужчине показалось, что сейчас и над ним будут проводить психологические опыты, и, не желая быть в такой роли, смешно прихрамывая, он быстро побежал со сцены.
Кукушкин мгновенно подскочил к микрофону и громко сказал:
- Стоять! Ни одного движения без моей команды!
Беглец, успевший дойти только до края сцены, сразу застыл на месте.
- Что ж вы, Николай Петрович, испугались. Долгие годы страдаете сердечной недостаточностью, а тут испугались моей минутной недостаточной сердечности. Ну да ладно. Я заставлю вас две-три минуты поплясать гопак и вы навсегда забудете, что такое сердечная боль! Слышите, навсегда! Виталик! - обратился он к "протестанту", который сосредоточенно импровизировал за роялем. - Отвлекись, пожалуйста, на пару минут и сыграй для Николая Петровича гопак. Итак, исцелительный гопак для Николая Петровича!
Николай Петрович начал танцевать не сразу. Вначале под музыку двигались только его руки, потом постепенно начали подключаться плечи и туловище. Как только он несколько раз притопнул каблуками, Вася воскликнул:
- Да вы уже не Николай Петрович, вы Николаша! Вам двадцать лет, а в зале сидит ваша невеста Нюра и смотрит на ваш танец! Побольше огня!
Услышав эти слова, танцор будто родился заново. Он затанцевал настолько легко и профессионально, что сразу покорил весь зрительный зал. Даже Кукушкин долго не мог прийти в себя от сознания того, что обладает такой могучей внушающей силой.
Николай Петрович танцевал более пяти минут. Неизвестно, сколько бы еще продолжался этот художественный номер, если бы Вася его не остановил.
- Достаточно! - Он подошел к нему и показал, как нужно снять с себя перенапряжение. - А сейчас три раза глубоко-глубоко вдохните и выдохните. Повторяйте за мной!
Николай Петрович повторил за ним расслабляющие упражнения и, тяжело дыша, рассмеялся.
- Ну как, не болит сердце? - спросил его Вася.
- Ни капельки! Мне даже кажется, что я его совершенно не чувствую. Понимаете, у меня такое впечатление, будто его у меня вообще нет!
Николай Петрович уходил в зал пританцовывая. Его счастливая улыбка ни у кого не оставляла сомнений в том, что на свете действительно бывают чудеса, поэтому весь зал скандировал: "Мо-ло-дец!"
Оставшиеся зрители, с которыми Вася еще намеревался проводить опыты, попали на сцену просто из любопытства. Но Один появился здесь отнюдь не случайно. Это был вредный и завистливый мужчина, у которого наверняка был спрятан за пазухой не один камень. И мысли у него были вроде бы доброжелательные, и внешне смахивал на древнего философа, но при каждом прикосновении его взгляда Кукушкин вздрагивал. Васе, конечно, ничего не стоило сразу же отправить его обратно в зал. Но нет, Кукушкин так просто не сдается!
"Этот человек считает, что общество его не достойно. Этот человек не верит никому и ни во что. Этот человек не верит никому и ни во что. Этот человек сам ничего не делает и другим не дает", - подумал Кукушкин, хотя из его запутанных мыслей почти ничего не понял.
- Зачем вы вышли на сцену? - спросил Вася удивленно.
- А вам не кажется, что ответ на этот вопрос зритель слышать не должен, - тихо ответил "философ", самодовольно улыбаясь. - Может, встретимся один на один и побеседуем?
- Хорошо, - согласился Вася только из вежливости, инстинктивно чувствуя, что этого типа ему нужно опасаться.
- В таком случае, я вас сам найду, когда сочту это нужным, - сказал тот и, кивнув головой, ушел в зал.
Кукушкин не стал заострять на нем свое внимание и приступил к коллективному внушению. Он обратился к оставшимся на сцене:
- Ваши взгляды обращены только к моей персоне! Вы слышите и видите только меня. Если кто-то случайно посмотрит в другую сторону, он все равно увидит мое изображение. Вы беспрекословно подчинены моему желанию. Я желаю, чтобы вы все сейчас уснули! Я посчитаю до трех - и вы уснете с открытыми глазами. Один, два и три! Вы спите приятным гипнотическим сном...
У них была великолепная внушаемость. Они привыкли и любили подчиняться. Они понимали, что сейчас над ними будут смеяться, но ничего обидного и оскорбительного в этом не видели. Напротив, им хотелось, чтобы кто-то "великий" уделял им внимание.
- Вы оркестр! - Вася подходил к спящим и называл инструменты, на которых они должны "играть": - Вы играете на скрипке. А вы - на пианино. Вы - тромбон! А вы - на ударной установке, берите в руки палочки...
"Оркестр" играл, а зрители получали истинное удовольствие. Когда Вася поставил перед "оркестром" "дирижера" и тот замахал рукой, будто топором, показалось, что потолок сейчас рухнет от хохота. Смеялись до слез, до изнеможения. Это был тот случай, когда от смеха не мудрено было и умереть.
Оставив на время в покое "оркестр", Кукушкин вернулся к "бухгалтеру", которая "подсчитывала на счетах" свои грехи. Зал постепенно начал утихать.
- Ну что, Оксана Егоровна, - Вася поднес к ее лицу микрофон, - вы уже подсчитали, во сколько копеечек влетела государству ваша махинация?
- Да, подсчитала, - ответила она против своей воли.
- Тогда сообщите и нам, если не хотите, чтобы у вас на лбу выросла громадная шишка!
В голове у женщины уже немного развеялся "гипнотический наркоз", и она, тяжело вздохнув, сказала:
- Наш директор на вопрос, почему в магазинах не хватает мяса, отвечал так: если бараны пошли учиться, свиньи в люди вышли, а коровы замуж повыходили, откуда же взяться мясу...
- Вы нам зубы не заговаривайте! - прервал ее Кукушкин. - Ближе к делу!
- Наши забойные цеха обслуживали в первую очередь приезжих из других областей, а потом уже остальных... Наши женщины снабжали их не только балыками и копченостями. Уходя в декрет, давали и другую продукцию...
Вася понял, что она пытается симулировать шизофреническое состояние, и перешел в наступление:
- Ваш сон глубокий! Вы слышите только мой голос и подчиняетесь только мне, - сказал он, следя за последовательностью ее мыслей: она отчаянно сопротивлялась его внушению, но постепенно сдавалась. - Вы сейчас откровенны и искренни, как на исповеди. Только чистосердечное раскаяние очистит вашу душу и облегчит вашу участь. Я, конечно, знаю о всех ваших грехах, но вы должны сами о них рассказать.
Ох как не хотелось Оксане Егоровне раскрывать свои тайны! Но ее губы были ей неподвластны и сами начали произносить слова признания:
- Я... Я... виновата... Меня соблазнил Кузьма Петрович, начальник приемного цеха. Это он меня уговорил уничтожить накладные... первый раз... три года тому назад.
- Сколько вы от него получили в общей сложности? - строго спросил Вася.
- Не помню, наверное, ты-ыщь сорок. Может, ты-ыщь пятьдесят.
- А может, ты-щь шестьдесят, семьдесят, восемьдесят! - передразнил ее Кукушкин. - Подумаешь, какие пустяки. Вот что, уважаемая Оксана Егоровна, вы завтра же заберете свою жалобу из городского суда! И благодарите Бога, что сами не угодили на скамью подсудимых.
