Александр Крафт - Полигон: простые желания
— Так. Но не можем же мы на острове держать людей, которых любая проверка отдаст под суд только за то, что у них нет документов и они, по сути, являются незаконными эмигрантами. Мы это уже на себе прочувствовали.
— Правильно. Ты это понимаешь, я это понимаю. Но, что хуже всего: они тоже это понимают. А дальше? Что их удержит? Браслеты? Но для того, чтобы нажать на кнопку, нужен ты. Никого другого эта железяка не послушается, Андрей пнул ногой по столу с «большим» компьютером. — А если ты дашь кому-то красный допуск, даже если представить это технически возможным, то тогда ты труп почти сразу. Объяснить?
Объяснять не было нужды. Я замотал головой и, допив вино, полез за любимым «Бургундским».
— Нет, — остановил меня лейтенант. — Только «Мадера». Ей хоть залейся, а французское не трогай.
— Это еще почему? — удивился я. Моя рука застыла в воздухе в непосредственной близости от вожделенной бутылки.
— Ты его любишь. Когда ты его пьешь, тебе кажется, что все вокруг не так уж и плохо. Ты очень подвержен таким мелочам.
— Что, настолько? — кисло улыбнулся я и налил себе «Мадеры».
— Сам знаешь, — буркнул он и продолжил: — Надеюсь, ты понимаешь, что отпустить их «на волю», как ты щедро пообещал, мы тоже не можем.
— А это еще почему? — я поперхнулся вином. — Завтра же, тут в резиденции, пока еще в силе моя «защита», я объявлю, что они свободны, вручу обещанные деньги, сержантам куплю по машине и высажу их, где они захотят. И что они смогут сделать?
— Ты им еще документы обещал. Без них это отложенное убийство. Лучше активировать браслеты. Они же все смертники. Ты еще не забыл?
— Ну, и документы им сделаю. Собственно говоря, они уже сделаны.
— А они попросят тебя высадить их в одном городе, — укоризненным тоном продолжил Андрей. — Да и не важно это. У них наверняка уже оговорен пункт сбора.
— Сбора? Для чего? — удивился я.
— Ты про искателей сокровищ когда-нибудь читал? — вопросом на вопрос ответил лейтенант. — Что требуется для человека такого склада ума (а наши «глаза» именно такого склада), чтобы он отправился в экспедицию?
— Ну, не знаю. Какая-нибудь старинная карта. А что?
— Пусть будет карта, но насколько велик шанс, что карта — это подделка, что сокровища уже давно выкопали, что искатели не смогут увезти драгоценные «пиастры» или что неожиданно засыпятся на таможне?
— Достаточно велик, — согласился я, не понимая, к чему клонит лейтенант.
— Но это не останавливает людей, привыкших искать сокровища. Так как ты думаешь, если у них будет точный район, с четкими ориентирами, причем им не надо будет вывозить сокровище, нужно просто прийти на готовое, сесть и жить в свое удовольствие. Кроме того, они знают, что сокровище никуда не уйдет, а будет сидеть на месте и только увеличивать свою стоимость. Так ты думаешь, есть хоть один шанс из ста, что они НЕ поедут за этим сокровищем хоть на край света, а не только на остров Бали?
— Они не знают название нашего острова, — прошептал я, понимая, что хватаюсь за соломинку.
— Только потому, что слово «Буракатун-аттакили-муматхиленго» ты не смог выговорить, ведь так? Тебе легче его называть просто островом. Только дважды за все время я слышал от тебя слово «муленго». Это не лучше, чем «остров», но уже отдает именем собственным. Но даже если они этого и не услышали, кто им мешает сесть на катер с Бали и сказать очередному Помасе: «Сотка, если покажешь остров, где недавно поселились белые сагибы», или как там они называют пришлых бледнолицых?
Говорить больше было не нужно: все было ясно, и мы немного помолчали.
— Когда? — спросил я.
— Сегодня, — ответил лейтенант и, пройдя к бару, налил мне «Бургундского».
— Как? — вопрос у меня вырвался сам, я не был уверен, что хочу знать подробности.
Андрей отдал мне стакан, а потом положил мне на колени маленький пистолетик с глушителем, трубка которого превышала размер ствола почти вдвое, и прозрачную пластиковую коробочку с маленькими патрончиками.
«Как игрушечные», — подумал я и вдруг спохватился:
— Почему я?
— Это тяжело, но это необходимо. Мне тоже это неприятно, но может получиться еще хуже! Если через месяц или год ты забудешь и этот разговор, и то, что тебя уже фактически приговорили, а будешь помнить только то, что твой лейтенант расстрелял всю охрану только из-за того, что ему показалось… в общем, это твое решение. И твоя работа. «Глаза» получат сегодня с ужином порцию снотворного, так что можешь не переживать особо: сопротивления не будет.
С этими словами он вышел из кабинета, а я быстро спрятал оружие в стол, как будто его вид мог повлиять на мое решение. По большому счету, я уже давно ничего не решал. Я вел себя так, как это было нужно, и вести себя по-другому не мог.
«Как это приговорили? — слова Андрея наконец дошли до меня полностью. Чтобы какая-то сволочь у меня под носом вела заговоры, а я об этом не знал? Я что, зря покупал всю эту технику слежения и сбора информации? Да не может такого быть!»
Может. Словами не заглушить фактов. Уже однажды это проделал Вадик, а значит, мог проделать и еще кто-то. Например, тот же Андрей. Стал бы он тогда меня предупреждать? Конечно же, нет. Или стал бы?
Я поразился, с какой легкостью только что признался себе в том, что могу подозревать любого из своих друзей. Новый круг. Опять стройка, опять заговор, и опять я в прицеле. Черт.
Компьютер послушно засветился под моей рукой.
«Информация», — ввод.
«Общий поиск», — ввод.
«Помещение. Человек. Ключевая фраза», — тут я задумался. Как узнать, что из существующих сорока гигабайт меня интересует? Просматривать все помещения из существующих семидесяти шести (не считая спирального коридора) — глупо. Хотя запись включается автоматически только при наличии в помещении человека. Следить за кем-то конкретно? За кем? Когда? Так у меня могут уйти недели, а то и месяцы, прежде чем я пойму, что происходит.
«Ключевая фраза», — ввод.
Теперь нужно правильно выбрать фразу.
«Олег».
Смотрю на свои разговоры с Леной, Андреем, с Людой и ее отцом, несколько фраз с «глазами». Все не то.
«Остров».
Пирушка в честь начала стройки, Лена, Андрей. Мимо.
«Шеф», «побег», «убить», «захватить», «освободиться», «глаза», «бойцы», «бандиты», «смертники», «мятеж», «восстание», «бум», — все не то.
Компьютер честно мне выдавал информацию: где, кем и когда говорились эти слова. Прокручивал отрывки, снятые с замаскированных камер, выдавал тексты разговоров и рефераты этих текстов. Все впустую. Я тонул в этой информации, и не мог найти ничего предосудительного ни в одном разговоре.
