Жаклин Лихтенберг - Дом Зеора
Весь лагерь выглядел покинутым. Насколько мог видеть Валлерой, в клетках не было дженов, а в конюшнях — совсем немного лошадей. Из одного здания поднимался столб дыма: очевидно, это кухня. И это единственный видимый признак жизни. Валлерой подсчитал, что вместе с теми саймами, что прибыли с ними, в лагере не больше ста обитателей, в то время как рассчитан он на восемьсот плюс столько же пленников.
Когда они проходили под аркой, два стражника пересчитали их и что—то записали. Через несколько секунд колонна рассыпалась, каждый знал свое дело и выполнял его быстро и эффективно. Двоих пленных передали новым стражникам, которые провели их в пронумерованные клетки, как тащат мешки в картошкой в погреб. Им не дали ни малейшей возможности попытаться сбежать.
Валлерой вынужден был согласиться, что с ними обращаются лучше, чем джены с пленными саймами. Поскольку сайм — самое опасное животное на земле, джены при любой возможности старались его лишить сил. Пленных саймов всегда держали в тяжелых цепях, и теперь Валлерой понимал, какую боль должны были причинять эти цепи, особенно латералям. Саймов не кормили и не поили. И непрерывно допрашивали, пока пленники не умирали — иногда от истощения. Но чаще в отчаянных попытках сбежать.
У пленных дженов не было ничего, что могло бы угрожать их пленителям. Тем не менее саймы всегда оставались бдительны. Неудивительно, думал Валлерой, что не бывает беглых пленников дженов, которые смогли бы рассказать что—нибудь.
Именно эта загадка невозвращения придавала такой ореол ужаса рейдерским загонам. Действительность оказалась не так плоха. И по—своему была вполне разумна. Профессионалы берегли ценный скот. И старались не повредить его до продажи.
Сами клетки представляли собой прямоугольные коробки, разделенные на шесть отделений каждая тремя тройными рядами прутьев вдоль длинной оси и двумя тройными рядами вдоль короткой. Внешние стены клеток представляли собой двойные ряды прутьев, причем один ряд сдвинут по отношению к другому на шесть дюймов, так что пространства между прутьями почти не оставалось.
Крыша и пол из сплошного металла. Все это сооружение покоится на приземистых ножках, снабженных колесами, и больше всего напоминает цирковой фургон.
Прислонив к стене клетки лестницу, охранники по одному заставили пленников подняться. Передний охранник пользовался большой связкой ключей, у каждого из которых был ярлычок с номером. Ключом он открыл люк в крыше одной из клеток. Два остальных опустили в люк Валлероя. И выпустили его. С высоты трех футов он упал на холодный металлический пол и лежал, ошеломленный падением; волны боли от вывихнутой лодыжки расходились по всему телу.
К тому времени как Валлерой пришел в себя, Клида поместили в соседнюю клетку, и все, кроме последнего охранника, ушли, предварительно натянув на наружные стены клеток прозрачную пленку. Вскоре через решетки в полу начал поступать теплый воздух. Валлерой сел, растирая лодыжку, и осмотрелся.
Внутренность клетки унылая, но чистая. Три сдвинутых относительно друг друга ряда прутьев, отделяющие одно отделение от другого, почти создавали впечатление уединенности, в то же время не напоминая одиночное заключение. Между рядами прутьев восемь дюймов. А прутья посажены так близко друг к другу, что в щель пройдет разве что детская рука. Обитатели соседних отделений никак не могли объединить усилия для побега.
— Хью! Идите сюда.
Шепот сайма царапнул нервы Валлероя. Ему хотелось отодвинуться в самый далекий край клетки. Но прежде чем он успел пошевелиться, Клид спросил:
— Это Эйша?
Это заставило Валлероя вскочить. Он совсем забыл, что Эйша должна быть где—то здесь в лагере. Он подошел к стене и увидел, что проводник смотрит в клетку справа от него. Закрыв один глаз и переместившись немного направо, потом налево, Валлерой смог заглянуть в клетку, у которой с его был общий угол. Однако этого оказалось достаточно. Загорелый лоб, прямой нос, знакомые брови — не узнать все это невозможно. По соседству действительно была Эйша Рауф.
Но она лежала словно без сознания — лишенной костей грудой на полу. Они наконец нашли ее, но ничего хорошего это им не дало.
— Она мертва! — прошептал Валлерой, вопреки своему нежеланию разговаривать с проводником.
— Нет, она жива, но ее опоили. Проснувшись, она испугается меня, и рейдеры соберутся, чтобы насладиться зрелищем позора проводника.
— Она слишком умна для этого. Вы не можете до нее добраться, и вы тоже пленник. Если они ожидают этого, их ждет разочарование.
— Я не уверен в этом. Я всего лишь человек. Вы рядом, но в недосягаемости, и в таких условиях я могу до темноты сорваться.
— Я смогу наслаждаться зрелищем вашей смерти, как вы наслаждались убийством бедной девочки.
— Никто не убивал девочку. Она совершила самоубийство.
— Ну, конечно. Играйте словами. Искажайте их смысл. Мне все равно, как вы это назовете. Я видел выражение вашего лица!
— И что вы увидели на моем лице?
— Любопытство. Интерес. Холодный расчетливый зритель… в цирке!
Валлерой дрожал от отвращения жалости к себе.
— «Любопытство», «интерес», «расчетливость»… Я признаю все это… но. Никогда. Разница между вами и мной в том, что я руковожу войной, а вы от нее спасаетесь. Любой полководец знает, что для достижения победы приходится мириться со смертью отдельных солдат. Как бы ему ни хотелось, он не сможет, добиваясь своей цели, одновременно уберечь от смерти всех. Беглец думает только о себе и должен пользоваться любыми средствами для выживания. И та и другая роль незавидны.
Проводник с невыразимой усталостью опустился на пол и сидел, прислонившись к стенке, похожий на сломанную игрушку.
Валлерой молчал. Снова мир его распадался на куски. Он научился верить Клиду. Потом научился ненавидеть его. Теперь он думал, а не себя ли самого ему нужно ненавидеть? Он солдат. Он знает, что такое война и какие на ней бывают приказы. Он сказал:
— Но она была еще ребенком…
— Она была солдатом самой трудной войны, какую приходилось вести человечеству. И когда война кончится, моя семья и все мы будем помнить ее и почитать… вечно. Обещаю это.
Вопреки его воле, идеалистическая мечта Клида снова захватила Валлероя. И хуже всего было новое понимание того, что будет значить для борьбы с Зелеродовым Роком смерть Клида. К Валлерою вернулось желание жить.
— Хью, разве вы не понимаете? Я не мог позволить, чтобы она умерла напрасно. Мне нужно было как можно больше узнать.
— Узнать? Что? Что саймы убивают дженов?
— Нет. Почему саймы «убивают»? Если бы я знал, что так привлекает джанктов к убийству, может, сумел бы создавать для них такое качество. И тогда саймам легче было бы решиться на разъединение. Может, когда—нибудь мы так хорошо постигнем эту технику, что приятней будет отправиться к проводнику, чем убить.
